Умение не дышать

Я, в свою очередь, предлагаю похоронить выдренка. Фрэнки заявляет, что не желает к нему прикасаться, после чего указывает на один из лиманчиков и говорит, что это единственное место, где можно похоронить мертвого детеныша выдры.

– Как же, интересно, ты хочешь стать ученым, если не желаешь притронуться к мертвому зверьку?

– Меня больше математика интересует, чем биология, – бурчит Фрэнки.

Я не напоминаю ему, что он то и дело возится с дохлыми крабами и моллюсками.

– Как думаешь, он утонул? – спрашиваю я.

– Вряд ли, – отвечает Фрэнки. – Он ведь даже не в воде.

А мне кажется, что выдренок мог захлебнуться, но сегодня спорить с Фрэнки у меня нет настроения.

В итоге мы возвращаемся в город и все рассказываем в полицейском участке. Оттуда звонят в центр охраны природы, а те говорят, что пришлют кого-нибудь забрать мертвого зверька.

– Забрать? – переспрашиваю я.

– Чтобы кремировать, – отвечает полицейский.

Когда мы выходим из участка, Фрэнки кладет руку мне на плечо, и это потешно, потому что я на голову выше его. Меня окатывает волна исходящего от него противного запаха, а в следующее мгновение его губы касаются моих губ. Я отшатываюсь, и Фрэнки кусает мою нижнюю губу.

– Ты что, сдурел? – кричу я гневно, прижимая пальцы к губам, чтобы посмотреть, не пошла ли кровь.

Фрэнки пятится назад. Крабы в его ведерке стукаются клешнями о стенки.

– А я думал… я тебе нравлюсь, – уныло мямлит Фрэнки. – Вот подумал – может, ты потому не стала Лару звать, что тебе захотелось побыть со мной наедине…

– Да как тебе такое в голову взбрело? – возмущенно кричу я.

Мне бы его утешить, а я только ору на него.

– Лара мне больше не подружка, и ты мне не друг, так что оставь меня в покое!

– Но я же… я же люблю тебя, – бормочет Фрэнки.

Мне хочется плакать. Мне совсем не нужно, чтобы он меня любил.

Фрэнки понуро бредет прочь со своим ведерком. Мне бы надо пойти за ним, но думать я могу только о мертвом выдренке. Такое чувство, что вокруг меня все погибает. Моя жизнь совершенно неуправляема – совсем как тяжеленный камень, быстро несущийся ко дну моря.

Глава семнадцатая

На следующий день я просыпаюсь очень рано, потому что мне снится детеныш морской выдры, лежавший у меня на кровати. Несколько раз осмотрев кровать и убедившись в том, что никакого выдренка нет, я спускаюсь вниз и смотрю на восход солнца из окна гостиной. Заря подкрашивает облака волшебным оранжевым цветом. Сегодня – самый длинный день в году, и солнце теперь не сядет до половины одиннадцатого ночи. Когда мама уходит на работу – в приемное отделение неотложной хирургии, – ко мне приходит Диллон с теплым одеялом на плечах.

– А давай сегодня поваляемся под одеялом и посмотрим кино, – предлагает он.

– Но сегодня такой солнечный денек, – отвечаю я. – Я хотела уйти.

Мне хочется побыть с Тэем, у которого сегодня выходной.

– Ну, посмотри со мной хоть один фильм, – умоляет Диллон.

Он уже улегся на пол, на живот, и вставляет диск в О VI) – проигрыватель. Я соглашаюсь потому, что хочу, чтобы Диллон был на моей стороне, а еще потому, что я тоскую по нему. Мне стыдно из-за того, что я не обращала на него внимания. Мы садимся рядом на диван, и Диллон накрывает себя и меня одеялом, но я одеяло сбрасываю – жарко.

Прикасаюсь к руке Диллона. Она холодна как лед, и меня пробирает дрожь. Сижу, обхватив грудь руками, и пытаюсь стерпеть боль. Разве я смогу рассказать брату, что случилось?

Мысленно клянусь себе в том, что больше не ввяжусь ни в одну драку.

На середине «Крепкого орешка-2» Диллон засыпает, и я выключаю телевизор. Но стоит мне пошевелиться, как Диллон просыпается.

– Побудь еще, – бормочет он. – Не уходи.

Оставляю его на диване и иду в кухню. В холодильнике и шкафчиках почти пусто. Ставлю чайник и режу последний лимон.

– Пожалуйста, просто попей, – умоляю я, разбудив задремавшего брата. – Тебе полезно.

Диллон смотрит на чашку и спрашивает, что это такое.

– Просто кипяток с лимоном. Лимон полезен для пищеварения.

Я прочла об этом в одном из маминых журналов.

Диллон привстает, садится и берет чашку. Я сижу рядом с ним, пока он пьет. Он так медленно подносит чашку к губам, что мне кажется, будто проходит вечность.

– Ты только не ругай себя за то, что я тебя заставляю выпить это, – говорю ему. – Не чувствуй себя виноватым.

Это я цитирую совет, вычитанный на форуме, посвященном общению с анорексиками. Для меня это сущая бессмыслица, но Диллон таки делает глоток.

Он допивает кипяток и начинает плакать. Я в шоке. Я пытаюсь представить, как можно чувствовать себя виноватым из-за того, что ты проглотил несколько капель лимонного сока, и в итоге ком сжимает горло, слезы подступают к глазам.

– Ты убиваешь себя, Дил, – говорю я дрожащим голосом.

– Я больше так не хочу, – выговаривает Диллон хриплым голосом, и я слышу, что в его бронхах полным-полно мокроты. – Что же мне делать?

– Не знаю, – шепчу я. – Но я тебе помогу.

И тут уж я плачу по-настоящему, навзрыд, радуясь тому, что брату нужна моя помощь. Правда, я еще не понимаю, как и чем ему помочь, и все еще злюсь на него за то, что он что-то скрывает от меня все эти годы.