Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу

Каюсь, читая роман, я все время опасался, что конечный вывод его, идейный, так сказать, посыл, выльется в старый, еще Веркором сформулированный (хотя никоим образом и не устаревший) тезис: объявляя войну тигру, сперва убей тигра в себе. А ведь сколь бы ни был прав Ницше, утверждая, что человечество ни от чего не потеряло так много, как от забвения банальных истин, все равно перспектива столкнуться пусть с самой что ни есть бесспорной, но все-таки банальностью радовать не может. К счастью, в этих своих ожиданиях я обманулся — как, надеюсь, и вы. Вывод оказался куда мудрее: цель человеческого существования — научиться в конце концов находить в нашем сложном, запутанном мире (а был бы он прост и прозрачно очевиден, так ведь и жить неинтересно!) не единственно верную дорогу, к чему столько раз призывали бесчисленные фанатики, не пресловутую «дорогу к храму», но просто-напросто путь, не ведущий в тупик. Лишь встав на него, можно с полным правом сказать — опять же пользуясь каржавинскими словами:

Мы брошены в годы, как вечная сила,
Чтоб злу на планете препятствие было —
Препятствие в том нетерпеньи и страсти,
В той тяге к добру, что приводит к несчастью,
Нас все обмануло — и средства, и цели,
Но правда все то, что мы сердцем хотели…

Увы, понять и принять это — задача, посильная не многим: одни взыскуют для себя назначения непомерно высокого, тогда как другие его попросту не ищут… Игорь Пришвин искал. И нельзя сказать, чтобы нашел. Но зато понял, что надлежит искать впредь.

Понял, правда, дорогой ценой — что ж, таков удел романтических, повторяю, героев. Но в принципе-то каждый из нас идет тою же тропой беспрестанных утрат: иллюзий, начиная с детской веры в собственное физическое бессмертие; близких — и хорошо, если только в силу естественных причин; идей, которые обманывают даже с большей легкостью, чем люди… Мы обретаем утраты, копим их, и это больно, как больно в романе Игорю Пришвину, но затем они переплавляются в опыт — главное и, может быть, единственное наше обретение. Единственное, если не считать любви. Она, впрочем, также чревата грядущими утратами…

И всякий раз, когда потерь накапливается достаточно, чтобы обернуться вышеупомянутым обретением, настает кризис, своего рода период линьки. Это неправда, будто болезненной сей процедуре подвержены лишь птицы да пресмыкающиеся. Увы, и человек, что подметил в свое время еще Бруно Ясенский. Человек тоже на протяжении жизни своей неоднократно меняет кожу, и в этот момент особенно беззащитен, хотя новая всякий раз оказывается не толще, слава Богу, но — надежнее. Через линьку мы переходим из детства в юность, затем — в зрелость и так далее; меняя кожу, выходим из потрясений, на которые так щедра жизнь… Линька — спасительное, но и тяжкое бремя, наложенное на нас природой, мирозданием, эволюцией, кем-то или чем-то еще, не знаю, и хорошо все-таки, что есть люди, в ком процесс этот протекает подспудно и неосознаваемо. Но не всем так везет. Игорю Пришвину, в частности, этого счастливого дара не досталось. Как, похоже, и его создателю.

В романе неоднократно поминается магия чисел, и потому обратиться к ней чрезвычайно заманчиво. Судите сами: эта книга вышла на тринадцатом году литературной карьеры Леонида Смирнова, если, как принято, вести отсчет от первой публикации — рассказа «Я — Пиноккио», увидевшего свет на страницах алма-атинского журнала «Заря-Арай» в мае 1990 года. В то же время «Последний и-чу» — седьмая книга автора. Согласитесь, оба числа с древности почитаются сакральными, символичными и, как теперь принято говорить, знаковыми…

Исходя из этой логики (но, впрочем, не только и даже не столько из нее), я вряд ли окажусь далек от истины, предположив, что «Последний и-чу» являет собой не просто очередную смирновскую книгу, но следствие очередного — не первого и не последнего — периода линьки: во многом роман принципиально отличается ото всего, написанного этим петербургским фантастом ранее.

А было ранее немало — и весьма достойного: сборники повестей и рассказов «Демон Кеплера» (1994) и «Ламбада» (1995), роман «Эра Броуна» (1996), сборник романов «Шарик над нами» (1998), дилогия «Венчание Хамелеона» (1999) и роман «Зона поражения» (2002). И если читать их в хронологическом порядке, примерно совпадающем, по счастью, с последовательностью написания (что в судьбах литераторов случается далеко не всегда), явственно проступает эволюция — не плавная, но ступенчатая, а каждая такая ступень непременно подразумевает все ту же духовную линьку. Прослеживать ее детально здесь не время и не место: для этого нужно писать не краткое послесловие, а монографию; как минимум — серьезную аналитическую статью. Надеюсь, когда-нибудь такая появится — поверьте, материал того более чем стоит. Но сейчас достаточно отметить главную тенденцию этой внутренней эволюции.