Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу

Сразу после объявления результатов голосования я, с грохотом хлопнув сиденьем, поднялся с места. На миг показалось, что из зала уйду я один. Но несогласных с Воеводой оказалось не так уж мало. Бойцы и командиры привставали с мест, озирались и начинали протискиваться к проходу. Я увел за собой добрую треть зала. Назар мне этого не простит. Плевать. Отступать все равно некуда — мы дошли до точки.

Нужно было организовать оппозицию. Первым делом я послал гонцов в Кедрин — звать подмогу. Все, кто мне верит, все, кто может, пусть отправляются в Каменск. Но прямиком ехать в город кедринцам не стоило. Пусть сходят с поезда, не доезжая трех остановок, собираются в захудалом пригороде Каменска — Вороньей Даче и ждут условного сигнала. Главное, чтобы Воевода не пронюхал о моем личном резерве.

Потом я занялся таежными и-чу. Если свирепо рычащие, готовые броситься врукопашную таежники не найдут куда приложить чешущиеся руки, то, без толку пометавшись по Каменску, они покинут город и спрячутся в медвежьих углах, надеясь пересидеть лихую годину. И тогда их пряником не выманишь из берлоги. Моя задача — перехватить эту шатию-братию, направив в нужное русло еще не угасший праведный гнев.

Ни для кого не секрет: таежники — лучшие бойцы Гильдии, хоть и не слишком уверенно чувствуют они себя среди каменных громад. Снайпер — он и в Африке снайпер. Если белку в глаз бьешь за четверть версты, то и в стрелка, засевшего на чердаке, девять граммов всадить — плевое дело.

Городских и-чу агитировать легче: им прятаться некуда, они как на ладони, и расправиться с ними проще пареной репы. А значит, очень многие из них примкнут ко мне. Так и вышло. Лишь человек десять решили сделать ноги, поискав справедливости в Столице или на чужой стороне. Пусть себе ищут…

Большинство делегатов из южных уездов пошли за мной с самой первой минуты — когда я рванулся из зала, грудью разрезая густой, застоявшийся воздух, пропитанный единодушным выдохом большинства. Кедрин, Шишковец, Дутов — приграничье, привыкшее рассчитывать только на собственные силы. Нашенские и-чу сильны единством, взаимовыручкой и безоглядностью своей. А вот с кем пришлось повозиться, так это с северянами да горцами.

Был ли у меня опыт в таких делах? Конечно нет. Оппозиция… Само это слово долго не укладывалось в голове, шебаршилось, рождая тревожные мысли. Многотысячная рать раскололась надвое, и вся наша жизнь покатилась под откос.

Однако на то она и жизнь, чтобы круто менять человеческую судьбу, ставить перед тобой немыслимые еще вчера задачи. И ты, если не хочешь камешком — на дно, исхитришься вынырнуть из закрутившего тебя водоворота.

Моей штаб-квартирой стал ресторан со странноватым названием «Прощальный луч». Пользуясь тем, что хозяин затеял ремонт вестибюля и подсобок, я на неделю откупил главный зал всего за сто червонцев. Находился «Прощальный луч» неподалеку от Южного вокзала — того самого, на который я прибыл полгода назад. Поэтому перехватывать разъезжающихся по домам и-чу было не так уж трудно. Поручил я это дело кедринской делегации — самым надежным моим союзникам.

Нагруженные покупками, минуя строительные леса и груды мусора, входили бойцы в роскошный зал ресторана. Настороженно озирались, как будто их здесь могла поджидать стая голодных волков.

Многие таежники приходили с оружием, которое я видел только на картинках в рукописном дедовском учебнике: с настоящим капканным ружьем на черном порохе, веерным ятаганом с двумя дюжинами выбрасываемых лезвий, тройным арканом с проволочной сетью из метеоритного железа и кое-чем еще. Я точно в музее побывал.

Первым делом я сажал Истребителей за стол — накрытый по-походному, но обильный. Была тут и «белая головка», но совсем немного — по фляжке на брата: важно соблюсти меру. Сытых и слегка захмелевших легче уговорить.

Иногда за столом оказывался один и-чу, порой несколько разом. Вместе с ними непременно трапезничал кто-нибудь из моих людей — так спокойнее. Гости не будут опасаться отравы да и стесняться станут меньше. Удобно и приятно, когда есть кому водочки подлить, кушаний подбавить да приятной беседой развлечь.

Поначалу я сидел вместе с гостями, добросовестно играя роль радушного хозяина, но вскоре почувствовал: все, больше не могу. Ни есть-пить, ни даже смотреть на это бесконечное застолье. Теперь я подсаживался к гостю и заводил разговор, лишь когда мне докладывали, что обед подходит к концу.

Начинал я издалека, неспешно приближаясь к самому главному. А если гость проявлял нетерпение, я круто менял тактику и сразу переходил к сути дела.

Моя позиция была проста и конкретна. Оставалось довести ее до собеседника и прощупать, согласен ли он с ней. Если нет, то почему? И можно ли перетянуть его на нашу сторону?