– Я всего-навсего внес предложение. Предложение: предлагать для рассмотрения, вносить предложение, вызывать смысловые ассоциации, вспоминать по ассоциации, намекать, напоминать… Так что же: разве хоть одно из перечисленных определений… хоп! тут опять следует воспользоваться одним из этих слов, – можно истолковать как призыв к началу боевых действий? – говорит Виктор.
Меня ужасно злит, когда он начинает вот так разглагольствовать, подбирает синонимы к каждому слову, изрекает с видом оракула прописные истины. То разбирает этимиологию каждого слова, то цитирует Платона. В такие минуты меня охватывают сомнения: что общего может быть у меня с этим человеком, он просто невыносим, что я в нем нашла, как можно восхищаться таким плохим человеком? Надеюсь, никогда не последую его примеру, останусь такой, как есть. Захваченная этими мыслями, перестаю смеяться и стою перед ним с напряженным выражением, ожидая, что будет дальше. Лицо Виктора темнеет, и он начинает снова:
– Что с тобой? – спрашивает он. – Разве не видишь, что я только пытаюсь помочь тебе дружеским советом?
– Дружеским! – повторяю я.
Он пристально смотрит на меня, напоминая в эту минуту капитана противоборствующей команды.
– Бессмысленно бороться с тобой, Хилари. Ты должна победить. Так уж заведено: из любой ситуации ты выходишь победительницей. Зачем нам морковь? Ты ведь знаешь: я ненавижу морковь.
– А я люблю морковь. По-моему, ничего нет вкуснее моркови.
– Так и подавись этой проклятой морковью, – рычит Виктор.
Ну, это уж слишком. Я задыхаюсь от смеха, отворачиваюсь, прикрыв лицо рукой. Мой истерический хохот привлекает внимание покупателей, а я не в силах остановиться; тогда Виктор хватает меня за руку и сильно встряхивает. Это унизительно, но я мгновенно успокаиваюсь. Домохозяйки с детьми останавливаются у нашей кассы, осуждающе взирая на нас.
А меня охватывает дикое желание отдавить Виктору ногу, или запустить в него чем-то потяжелее, или стукнуть его в живот. Хочется искалечить его, двинуть кулаком в зубы. Но как только представляю себе, как бы я все это сделала, как бы ему было больно, меня охватывает чувство вины перед ним. Какая же я дрянь: ведь Виктор так болен, в последнее время совсем исхудал, белки глаз пожелтели, а кожа под глазами воспалена. Мне ужасно стыдно! Как бы я хотела уберечь Виктора от всех напастей, в том числе и от его истонченного болезнью тела! Прижаться бы к нему крепко-накрепко, чтобы передать ему хоть малую часть моего здоровья. Различие в нашем облике столь издевательски бросается в глаза: я – образчик крепкого здоровья, румяные щеки, гладкая кожа, даже губы не трескаются. Я не красавица, во мне заключены все достоинства и недостатки того дня, когда я появилась на свет. Хоть чем-то обидеть Виктора, причинить ему боль, – для меня самое тяжкое, в каком-то смысле, преступление.
Гордон стоит у другой кассы и, вынимая покупки из своей тележки, смотрит на меня. Интересно, что он думает; кажется, он не видел, как Виктор наподдал мне, но не уверена. Гордон потрясающе красив и привлекателен, и я, конечно, вся съеживаюсь от стыда.
Поэтому целую Виктора. Прижимаюсь к его искривленным злобой губам, а он испуганно отшатывается от меня, отпускает мои руки, и черты его лица у меня на глазах постепенно смягчаются. Теперь его очередь смущаться. Виктор отворачивается от меня и быстрыми шагами направляется к выходу. Остаюсь наедине с двумя пакетами покупок. Меня охватывает сожаление, что так глупо поссорилась с Виктором. Надеюсь, на этом дело и кончится, Виктор простит мне мою тайную вину – желание причинить ему боль, заставить страдать. Хотя, возможно, он и не догадался, о чем я думаю, и с моей стороны совершенно бессмысленно терзаться из-за того, что не было сказано. Уверена, что он все понимает и что он обижен. Уверена, что он ощущает присутствие Гордона, как птицы ощущают приближение бури. Не смотрю в ту сторону, где стоит Гордон, но все равно знаю, что он наблюдает за мной. Хочу сбежать, сбежать от всех. Хорошо бы у нас с Виктором никогда ничего не начиналось или никогда не кончалось бы. И в ту же минуту меня охватывает острое желание: хочу, чтобы мы с Виктором умерли вместе, потому что, кажется, только это нам и осталось, потому что мы оба заслуживаем такого конца.
Глава V