Умереть на рассвете

— Один круглый год живет — по хозяйству помогает. Ну, может, еще чего делает, свечку никто не держал. Весной и осенью батраков нанимает, рыл десять — за харчи.

— Эксплуататорша, значит, — удовлетворенно хмыкнул Николаев. Вспомнив, что отец и ему предлагал податься в батраки к Очеленковым, заключил: — Такую и грабить не стыдно.

Муковозов угодливо хихикнул, а Ухановы вряд ли вообще поняли, что такое эксплуататоры.

— Только ехать туда далеко. Ежели через Бечевинку — часа четыре, а в объезд — так все шесть.

— Слышь, мужики, а может, без меня обойдетесь? — спросил Васька Пулковский. — Ну, никак не охота по холоду за тридевять земель тащиться. Я бы лучше в Череповец съездил, пошустрил там немного. Глядишь, надыбал бы кабанчика пожирнее. А мне моя Дарья сказала, что у нее в Череповце подруги есть, что в прислуге ходят. Познакомился бы с подружками, узнал чего-нить. Не верю я, что на ваших хуторах можно хрустиками разжиться. Чё там в восемнадцатом-девятнадцатом мог этот Илюха награбить? Мешок муки да хозяйственное мыло?

Николаева слегка задел пренебрежительный тон питерского бандита, но что поделать — по меркам бывшей столицы, здесь нищета и настоящему вору тут делать нечего. Ни ювелирных магазинов, ни капиталистых нэпманов.

— Давай, — разрешил Иван, прикинув, что они справятся и без Васьки, тем более что Пулковский до сих пор не приобрел себе ни тулупа, ни валенок. В модном кожаном пальтеце, да в кепочке недолго и окочуриться. Можно, конечно, вора одеть, да надо ли? Может, и впрямь найдет в городе подходящий адресок.

На дело решили выехать сразу — чего откладывать? — оружие поделили. Один обрез достался Муковозову, второй братьям Ухановым. Генаха с Тимохой едва не подрались, пришлось прикрикнуть. Свой собственный наган, разумеется, Иван никому не дал, а еще, на всякий случай, припрятал под сено винтовку.

Иван, позволив братьям Ухановым и Муковозову проспать всю дорогу, сам не смыкал глаз всю ночь, привычно перебивая сон махоркой. Самосад — дрянь, но хороший табак кончился.

Когда в предрассветных сумерках показался добротный дом, в два жилья, окруженный сараями, Николаев толкнул Генаху: "Вставай, боец, жратву проспишь!", но тот, перевернулся на другой бок, вяло послав атамана подальше. Хмыкнув, Иван натянул вожжи, останавливая кобылу.

Побудка была короткой и жестокой: Николаев, без разговоров схватил одного, потом и второго братца за ноги и сбросил их наземь, а когда те возмущенно завопили, успокоил скупыми оплеухами, от которых у обоих Ухановых из глаз посыпались искры. Умник Муковозов, не дожидаясь своей очереди, вскочил сам.

— Ты чё дерешься, дядь Ваня? — всхлипнул Генаха, прикладывая снег к покрасневшему уху.

— Сказано было — подъем, значит, подъем, — невозмутимо ответствовал Иван, вытаскивая из-под облучка завтрак — косушку[12] самогонки и хлеб с салом: — Каждому по паре глотков и закусить!

Братья, забыв об обиде, схватили бутылку и основательно приложились. Муковозов поскромничал — скривил нос, хотел отказаться. Правильный был мужик, не хотел пить с утра, но Иван показал ему кулак. От пары глотков никто не опьянеет, но кураж поймать нужно.

— Ох, хорошо, — помотал головой Тимоха и деловито спросил: — Сразу валить будем?

— Сразу не надо, — встрял Муковозов. — Вначале поспрошать надо — где добро хранят. Будем слушать, что батька скажет.

— Батька? — не понял Тимоха, а потом, переглянувшись с братом, радостно заключил: — А дядька Ваня у нас и впрямь как батька Махно!

Николаев закашлялся, от смущения поправил усы. Батьку, хоть и враг он Советской власти, в Красной Армии уважали. А как не уважать, если его армия из крестьян состояла, а крестьянам батька волю давал? И белым гадам Нестор Иванович давал прикурить!

Иван осмотрел свое "войско". Ну, до армии батьки Махно им, как до Китая раком. И его, если по уму, гнать надо из атаманов! Нужно бы вначале узнать, сколько людей на хуторе, есть ли оружие, отвязывают ли на ночь собак? И чего он об этом не подумал? Хм, а ведь понятно, почему. Он до сих пор мыслил как исполнитель, командир взвода, ну, от силы — роты, а захват села или деревни должны планировать те, кто по должности выше — комполка или комбат хотя бы… И в Питере за него думали Ленька и комиссар, а он только исполнял. Теперь все по-другому сложилось. Его отделение (маловато для отделения, но хоть так) — самостоятельная боевая единица, придется самому мозгами шевелить. Хотя, чего там думать, действовать надо. Баба с одним работником — это не белогвардейский форпост. А если и больше, то круговую оборону не займут, пулеметы не выставят. Не будут батраки за чужое добро головы класть.

— Значит, сейчас подходим. Что скомандую — то и делать, — строго сказал Николаев. — Скажу упасть — упадете, скажу стрелять — стреляйте. Слушать меня как Господа Бога, а не послушаетесь, башку оторву. Поняли?

Генка затряс обрезом, Тимоха топором. Муковозов только кивнул.

Забора нет, зато кобель есть. Ближе подойдем, начнет орать.

— Псину успокойте — нечего зазря гавкать… — кивнул Ухановым на кобеля. — Только не стреляйте пока.