Умереть от любви, или Пианино для господина Ш.

– Вы знаете, мне пора. Спасибо за все. Только вы не показали мне самого главного.

– Что именно?

– Вашу драгоценную коллекцию пианино. Где она? Я побывала во всех комнатах, но ни одного инструмента не увидела.

– А… Пойдемте, покажу. Это в саду, в летней кухне.

– А вы позволите мне немного поиграть?

– Конечно, если сможете извлечь более или менее приятный звук.

Они вышли из дома и по дорожке направились в самую гущу сада, за которым открывалась большая поляна, заросшая травой. Возле забора стоял небольшой деревянный домик, покрытый полуразвалившейся крышей.

– И вот здесь вы держите свою коллекцию? – вырвалось у Наталии, которая представила себе, в каком же состоянии могут находиться пианино в дождь, снег и ветер.

Когда она перешагнула порог дома, в нос ударил застарелый запах плесени и затхлости. С потолка капала вода – на улице-то шел дождь.

– Странно. – Наталия подошла к одному, чуть прикрытому мешковиной инструменту, раскрыла его и села на высокий деревянный ящик с остатками гнилых яблок. – Вы позволите мне побыть здесь одной. Здесь такое странное место.

– Пожалуйста, – пожала плечами Оленина и вышла, тихо притворив за собой дверь.

«Старая дура, так испортить инструменты…» Все четыре пианино представляли собой полурассохшиеся, позеленевшие от влаги деревянные ящики. Гробы.

Наталия достала из кармана плаща маленький диктофон и включила его: сосредоточилась и взяла первый аккорд до-диез минорной прелюдии Рахманинова. Но вместо него услышала какое-то хриплое густое и надсадное хоровое пение: так поют обреченные на смерть узники. Первоначально задуманная прелюдия постепенно сменилась расхристанными джазовыми диссонансами, которые быстро превратили этот курятник в пивную; те же двое, что и в прошлый раз, говорили на немецком, то и дело оглядываясь, словно боясь, что их могут услышать.

Наталия, увидев кружки с пивом, почувствовала, как у нее пересохло во рту, она бы и сама была не прочь оказаться там, чтобы подышать чужим воздухом и попить немецкого пива. Но продолжала играть, слушать, смотреть и думать. Ногой она отстукивала ритм, покачиваясь всем телом, и постоянно сдерживала себя, чтобы не встать и не подойти к стойке бара. Когда же брюнет, которого, как ей теперь было известно, звали Андреем, встал и, кивнув в знак прощания, вышел из пивной, Наталия подняла руки вверх и зажмурила глаза. Этот переход из видений в настоящую жизнь был не всегда плавным. И порой она боялась того, что, закончив играть, не вернется в реальность, а останется где-нибудь наедине с убийцей.

Но, открыв глаза, Наталия облегченно вздохнула. Диктофон, стоящий на крышке фортепиано, продолжал работать. В дверь стучали. Наталия быстро перемотала пленку, чтобы послушать, и была просто потрясена, когда услышала знакомые голоса. «Получилось!»

– Я же говорила вам, что они расстроены, – говорила Ольга Константиновна, почти врываясь в дом и ища глазами источник вдохновения своей гостьи. – Не понимаю, что вам здесь так понравилось?

– Ваша коллекция. – Наталия уже успела спрятать в карман диктофон и теперь могла спокойно выйти. – Они что, все совершенно одинаковые?

– Кто?

– Пианино.

– Почти. У них непохожий рисунок инкрустаций. Ангелы – где два, где один, где три…

– А вам сколько нужно? – не задумываясь, спросила Наталия и вдруг увидела направленный на нее жесткий взгляд совершенно безумных глаз. – Что с вами? Я вас чем-то обидела? – испугалась она, ничего не понимая.

Но Оленина на этот раз промолчала. Она круто развернулась и быстрым шагом пошла в дом.

– Я соберу вам в дорогу, – донеслось до Наталии, которая едва поспевала за ней.

Она вернулась, когда Наталия уже сидела в машине и разогревала мотор. В руках у Ольги Константиновны была корзинка, полная еды.

– Здесь пирожки, а это икра из баклажан. Вы уж извините, если что не так…

– Что вы, я хорошо отдохнула. Вот только не поспала. А это что?

– А это термос с кофе. Мало ли что может случиться в дороге. Сейчас я открою ворота.

Они, можно сказать, сердечно попрощались, и Наталия медленно выехала на дорогу. Она общалась с этой женщиной целый день, но так до конца и не смогла ее понять. «И зачем я только сюда ездила? Я с таким же успехом могла навестить Сару, которая живет за городом, только в более роскошном доме. И у нее под окнами не хризантемы, а розы. И в доме розы, и в зимнем саду…»

Наталия посмотрела на часы: половина седьмого! Как же быстро пролетел день!

В городе она была около восьми. Заправилась уже у самого въезда. Хотела отъехать от станции, как гнусная физиономия заполнила собой все пространство в окне:

– Красавица, дай закурить.

– Да пошел ты… – Она попыталась поднять стекло, но мужчина, брызгая на нее слюной, оказался упрямым.

– Да подожди ты! У нас машина сломалась, мы стоим здесь уже вторые сутки… Жрать охота, есть, пить… Мы же не бандиты какие, по-хорошему просим. – И он состроил такую уморительную рожицу, что у Наталии от сердца отлегло. Она молча перегнулась назад, уцепила, не глядя, ручку корзинки и протянула ее мужчине:

– Берите. Вас сколько?