Умереть в Париже. Избранные произведения

После обеда мы снова шли туда. Я, не давая себе труда подумать, нравится ли такая жизнь моему мужу, с восторгом предавалась безмятежной праздности. Иногда Миямура брал экипаж и вёз меня кататься по лесу. Ему это очень нравилось, а может быть, он просто скучал со мной. В лесу хранился пассажирский вагон, в котором когда-то, после Первой мировой войны, был подписан Компьенский мир. Повсюду виднелись обгоревшие от взрывов деревья. По лесным дорожкам бродили добровольные гиды — как правило, покалеченные солдаты, безрукие, с изуродованными лицами… Через два или три дня после приезда в Компьень Миямура уже во всех подробностях знал историю и географию здешних мест и, куда бы мы ни шли или ни ехали, с удовольствием рассказывал мне и о городе, и о лесе, и о замке.

Иногда мы заезжали за мсье Юбером и катались по лесу вместе. Думаю, Юбер решил, что Миямура приехал в Париж специализироваться в военном деле, так подробно тот рассказывал о событиях Первой мировой войны, о тех днях, когда к этому лесу подступили немецкие войска.

Я была счастлива. Иногда у меня возникали всякие причуды: к примеру, однажды вдруг ни с того ни с сего нестерпимо захотелось земляных орешков. Они мне даже снились. Помню, ещё когда мы жили на вилле, мне вдруг захотелось суси. Я даже попросила Миямуру съездить в Париж и купить для меня суси либо в столовой японского клуба, либо в маленьком японском ресторанчике, который назывался "Токива". Но он не поехал, решив, что я просто капризничаю. Вместо этого он попросил мадам Бернштейн дать мне маленькие маринованные огурчики, которые называются "корнишоны". Эти корнишоны оказались страшно солёными, но с их помощью мне удалось каким-то образом забыть о суси, я их ела несколько дней, и надо мной все смеялись, называя мадам Корнишон. А уж когда мне захотелось земляных орешков, которых я никогда не видела в Париже, я и словом о том не обмолвилась, опасаясь, что Миямура станет ругать меня, сочтя и это очередным капризом. Но я была так счастлива тогда, что и не подумала огорчиться.

— Жаль, что мы не в Японии, уж там-то я наверняка досыта наелась бы земляных орешков, — вырвалось у меня однажды вечером, как будто отсутствие земляных орешков было самым большим недостатком нашей жизни во Франции. Миямура удивился и сказал, что завтра же утром съездит в Париж и купит их.

Я тут же стала отговаривать его, уверяя, что в Париже нет земляных орешков, но Миямура сказал, что прошлой осенью, когда мы ездили в Сен-Клу, он видел в парке фургоны с цыганами, и вот в этих-то фургонах и торговали орешками в маленьких бумажных кульках. Меня в который раз восхитила его способность разглядеть именно то, что нужно. Сама я была оглушена тогда шумом собравшейся на парижских задворках толпы, громом музыки, с удивлением разглядывала стоявшие повсюду гимнастические снаряды, диковинные аттракционы, мне и в голову не пришло смотреть, что продают в каких-то там фургонах. "Но ведь на этот раз цыган может и не оказаться в Сен-Клу", — сказала я, но Миямура ответил, что поищет: цыгане всегда бывают либо на площадях возле Орлеанских ворот, либо в районе Монмартра.

На следующее утро он встал пораньше, чтобы успеть на первый поезд. Провожая мужа, готового полтора часа трястись в поезде только ради того, чтобы купить для меня маленький пакетик орешков, я, всегда сомневавшаяся в его любви, почувствовала себя пристыженной.

Однако, может, ему просто было скучно сидеть со мной?

Он вернулся перед самым ужином, совершенно измученный. В поисках табора он прошёл от Орлеанских ворот до самого Монмартра, но цыган нигде не было. Официант в кафе сказал ему, что в воскресенье видел их в Венсенском лесу. Миямура тут же бросился туда, но их уже и след простыл. Отчаявшись, он решил привезти хотя бы суси, но когда он пришёл в японский ресторанчик и обо всём рассказал хозяину, тот уступил ему баночку консервированного арахиса. С торжеством вручив мне и суси и арахис, Миямура очень смеялся, сказав, что сначала весьма удивился, когда вместо земляных орешков ему дали арахис.

Шумно плескаясь в ванной, он с удовольствием рассказывал о том, как искал цыган, я же с полными слёз глазами открыла банку и принялась жадно пожирать орешки. Потом, смеясь, прокричала в сторону ванной: "Никогда не думала, что стану такой обжорой!"