Читаем Умереть в Париже. Избранные произведения полностью

Госпожа Рене вся светилась от радости, по её словам, эти соревнования последние в сезоне, и если после них будет несколько ясных дней, то снег растает и наступит весна. Во всяком случае, так было прошлой зимой. В самом деле, снег под ногами потерял прежнюю твёрдость, и по полю, которое прежде мы пересекали по диагонали, ибо это самый близкий путь, пройти было невозможно. Поэтому мы пошли окольным путём, и я слышала, как под сугробами по обочинам дороги тихонько журчали ручьи. День был очень ярким, и мы обе шли под зонтиками. Да и не только мы — зонтики виднелись повсюду, казалось, что на склонах гор вдруг распустились огромные весенние цветы. Солнышко тоже пригревало уже совсем по-весеннему. Поднявшись вверх километра на два, мы оказались у скалы Ангела. Отсюда открывался самый красивый вид на раскинувшееся внизу озеро Леман. Величавые снежные вершины Савойских и Альпийских гор отражались в чистой озёрной глади, а швейцарский берег уже зазеленел.

— Посмотрите-ка, там, внизу, уже началась весна. Как только она доберётся до нас, мы сможем вернуться в Париж, — со вздохом сказала мадам Рене.

Стоя у скалы Ангела, я глядела вниз на прекрасное озеро, но мысли мои невольно уносились к тебе. Клямарский холм, скорее всего, ещё окутан туманом, и мадемуазель Рено не ходит с тобой гулять. Наверное, она не пускает тебя и на травку, которая уже начала пробиваться на заднем дворике и по которой так приятно ходить босиком…

В этот миг снизу из церкви донёсся печальный колокольный звон. Отвлекшись от своих мыслей, я невольно прислушалась, а у госпожи Рене лицо внезапно стало каким-то жёстким. Мне потребовалось несколько месяцев, чтобы научиться понимать язык колокола, звонившего иногда по нескольку раз в день. На этот раз это, вне всяких сомнений, был похоронный звон. Колокол звонил негромко и нежно, как будто просил ниспослать утешение душе, призванной Господом и поднимающейся к небесам. Звуки, возникая на высокой колокольне, плыли по чистому небу. Я слышала, что во время таяния снега смерть особенно часто посещает санаторий.

— Это мадемуазель Фуляр, — нахмурившись, сказала мадам Рене. Я удивилась, ведь совсем недавно я видела эту худенькую девушку — она сидела в салоне, кутаясь в белую шубку. "Чтобы не волновать пациентов, — объяснила мне мадам Рене, — умерших выносят рано утром, ещё до рассвета". Она назвала имена четырёх последних и сказала, что так поступают со всеми, со всеми. Это было для меня полнейшей неожиданностью! Я, конечно, заметила, что названные ею четверо в последнее время перестали спускаться в столовую, но думала, что у них просто поднялась температура и доктор запретил им вставать… Я так ждала таяния снега, так мечтала о весне… А оказывается, в эту пору жизнь человеческая становится особенно хрупкой? Взглянув ещё раз на подкравшуюся к берегу озера весну, я почувствовала, как у меня внутри всё похолодело, и поняла, что не смогу одолеть полтора километра, оставшиеся до лыжной трассы. Мадам Рене тоже решила спуститься вниз и присутствовать на мессе.

— Бедная девочка, — сказала она, — у неё нет родителей, поэтому её не повезут в Париж, так и придётся ей спать вечным сном в Швейцарии.

И мы стали спускаться в сторону города…

Милая моя доченька, если повезёт, то к весне я буду совершенно здорова и вернусь к тебе. Во всяком случае, доктор Боннар твёрдо обещал это во время вечернего обхода. Но ведь так трудно удержать человеческую жизнь, она готова оборваться в любой миг. И если произойдёт худшее, как сложится твоя жизнь? У Миямуры нет родителей, поэтому у тебя не будет любящих бабушки и дедушки. Зато Миямуру ты сможешь не только уважать как отца, но и любить как мать. Он сумеет сделать тебя счастливой. В этом я совершенно уверена, лучшего отца и желать невозможно. А мне лучше исчезнуть из твоей жизни. Конечно, моим родителям — твоим бабушке и дедушке Каидзиме — ты могла бы заменить меня, но, боюсь, их любовь не принесёт тебе добра… Мне тяжело это писать, но я ведь решила писать только правду. Может быть, когда-нибудь ты пожалеешь своих дедушку и бабушку Каидзима и познакомишься с ними, но, по-моему, тебе не следует сними встречаться. Так будет лучше для твоего будущего. Если же тебе вдруг всё-таки понадобится мать, найди женщину, которую вполне можно считать твоей крёстной — Марико, жену господина Ногавы.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза