Умереть в Париже. Избранные произведения

В её отчаянных усилиях была какая-то артистичность. Некоторое время мужчины смотрели на неё не отрываясь, заворожённые этим зрелищем, а потом Сугимура, вдруг сообразив, начал повторять смутно запомнившееся ему из китайского: "Кань-кань, кань-кань"[78], стараясь объяснить, что они зашли просто посмотреть. Женщина же смехом, жестами и словами всячески пыталась дать понять, что, хоть она и получила деньги, ей неловко отпускать гостей ни с чем. Наконец, убедившись, что её усилия тщетны, она изобразила на лице печаль и не очень умело запела, прерываясь смехом, от которого дрожало всё её тело. Самозабвенно, всем доступным ей мастерством и умением стремилась она порадовать мужчин. Эта пылкая увлечённость постепенно преобразила женщину: быть может, пришедшее им на ум сравнение было чрезмерным, но маленькая китаянка в алых национальных одеждах чудесным образом словно обратилась падшей небожительницей и даже их, двух холодных наблюдателей, заставила позабыть и о грязной комнате, и о том, куда они попали. Увиденное странным образом взволновало их — так может волновать первобытное, примитивное искусство.

— Даже в Пекине у Передних ворот[79] не случалось мне видеть таких великолепных женщин, — восхищённо сказал Сугимура. Харуда кивнул в ответ, а женщина своим птичьим щебетом изобразила их слова и со смехом исчезла из комнаты.

Мужчины понемногу освободились от странного наваждения и перевели дух. Женщина привела Томоо и, поддразнивая, со смехом шлёпнула его по носу.

— Смотрел-смотрел, да и не выдержал, — с хмурым видом недовольно пробурчал тот. При этих словах Харуда и Сугимура словно очнулись от сна, и им захотелось пройтись осмотреть это жутковатое помещение. А практичная женщина всё пыталась жестами удалить Харуду в комнату Томоо, с откровенным бесстыдством поясняя, что их с Сугимурой надо оставить вдвоём, поскольку ей неудобно — ведь он же выбрал её. Но для Сугимуры и Харуды она продолжала оставаться падшей небожительницей, и они твёрдо дали понять, что уезжают.

Берегом пруда компания направилась к оставленной машине.

— Теперь бы в китайские бани, а то совсем захирели. В доме-то ванны нет, — озабоченно сказал Томоо, и эти слова окончательно развеяли атмосферу сновидения. Ветер стих, пески улеглись, на низко висящем чёрном небе причудливо блестели звёзды. В гостинице Томоо принялся громко требовать от хозяйки спирт или ещё что-нибудь дезинфицирующее, и под этот шум Харуда и Сугимура, не произнося ни слова, быстро улеглись спать. Впечатлительность молодости тревожила душу, будила неясные чувства. Вместе с тем в воображении вставала здешняя жизнь Цугавы — в одиночестве, на чужбине, вдали от родины, среди всей этой грязи и пыли. И острой болью сострадания отзывались их сердца.

Спустя некоторое время Харуда вытащил карманный фонарик и принялся искать на матрасе клопов. Несколько штук — круглых, насосавшихся крови — он раздавил белой бумажкой. Сугимура, казалось, спал, но вдруг сказал неожиданно ясным голосом:

— Вот покажем завтра хозяйке, а то как важничала — никаких клопов, и вообще насекомых не водится! — и тихонько рассмеялся.

Утро следующего дня выдалось на удивление погожим. Вчерашние тучи песка, ночное приключение — всё это сегодня чудилось сном. Комнату наполнял тёплый свет, в клетке у окна щебетали птицы. Лазурно-голубое небо заливали солнечные лучи, по чисто вымытому двору носилась собачонка. Из соседней комнаты сквозь порванную оконную бумагу на улицу смотрела девочка лет пяти-шести. Её тёплая красная безрукавочка напомнила Сугимуре его собственного ребёнка, оставленного в Японии. Оказалось, что в этом китайском доме, который они вчера приняли за обычное жильё для приезжих, три помещения занимало консульство Японии, и на крыше развевался японский флаг с красным кругом на белом полотнище. В соседней комнате жил представитель консульства с женой и двумя детьми.

Зашли к больному. Цугава лёжа читал китайскую газету и даже не поинтересовался их ночным приключением. Температура так и не упала, но сегодня он совсем не походил на больного и тут же бодро сообщил, что набросал экономическую статью для японской газеты, которую должны были вскоре начать издавать в Чжанцзякоу.

— А стихи, наверное, здесь не получаются?