Умершее воспоминание (СИ)

— Может, ты просто плохо ищешь? — прервал я друга детства, помня, что наш разговор слышат нежные уши Эвелин.

— Да чёрта с два — плохо! Просто сегодня девушки заинтересованы в материальном благосостоянии, а не в любви; тяжело находить с ними общий язык, если у тебя нет ни гроша в кармане.

— Я бы попросил тебя так не говорить, — сквозь сжатые зубы проговорил я. — Ты же знаешь, я могу принять это всё на свой счёт.

Гарри, округлив глаза, посмотрел сначала на меня, потом — на Эвелин, которая глядела куда-то в сторону и делала вид, что не слышит нашего разговора.

— Ой, я вечно ляпну что-нибудь не то, — с досадой сморщив нос, сказал Гарри. — Друг, я же не имел в виду тебя и твою подругу, я просто… Я просто сказать хотел, что сегодня отношения не строятся на… Ай, кому я это говорю? Ты всё равно не будешь меня слушать. Давай лучше обсудим причёску твоего кузена, смотри: неужели его правда кто-то выпустил на улицу в таком виде?

Какое-то время мы с Гарри говорили и смеялись, потом его зачем-то позвала миссис Холланд, и он ушёл.

— Ты снова пользовался методом фальшивых чувств? — спросила меня Эвелин, проводив Гарри взглядом.

Я взглянул на неё, в недоумении нахмурив одну бровь.

— Ты о чём это?

— Просто вы вдвоём только что так смеялись, так мило о чём-то разговаривали, хотя на самом деле ты, кажется, не испытывал радостных чувств…

— Испытывал, — улыбнулся я. — Я не веду себя фальшиво с друзьями.

Эвелин посмотрела на меня и, пожав плечами, произнесла:

— Я думала, люди друзей выбирают.

— А, тебе не понравился Гарри, да? — в лоб спросил я и снова улыбнулся. — Да, соглашусь, он не всегда умеет…

— Он такой грубый, — выпалила моя избранница, не дождавшись, пока я закончу свою фразу, — и шутит неприлично, вы с ним так не похожи! Что заставляет тебя дружить с ним, Логан? Я не понимаю.

— Он ведь мой лучший друг с детства… По крайней мере, был таким… в детстве.

— Лучший друг? — переспросила она, опустив глаза. — То есть ты называешь лучшим другом и, например, Джеймса и этого грубого Гарри?

— Да что тебе не нравится? — вдруг вспылил я, не понимая причины негодования Эвелин. — То, что люди рождаются разными?

Она поджала губы, задумчиво помолчала и спросила:

— Ты долго будешь думать с ответом, если я спрошу, чья дружба для тебя ценнее: Гарри или… Кендалла?

Я весь вспыхнул, услышав это от неё, и в глубине души даже очень оскорбился. Она подумала перед тем, как назвать имя Шмидта, а значит, она нарочно сделала это, нарочно, преследуя какую-то цель, непонятную мне. Может, она помнила наш недавний разговор о его любви, может, всё ещё вспоминала то, какими глазами он смотрел на неё тогда, на веранде… Я не знаю. Но очевиднее всего то, что Эвелин хотела сделать мне неприятно… Это разочаровало меня и больно укололо куда-то под сердце.

У неё было какое-то острое жало, которое она тщательно прятала и которым пользовалась очень редко; это жало было ядовитым и причиняло жертве много боли и мучений. Мне было непросто признавать, что Эвелин такая, но реальность нельзя отринуть. И я, как и прежде, винил себя во всём этом, потому что думал, что именно я показал Эвелин, что такое грубость и жестокость. Иногда ко мне приходило осознание, что это не я сделал свою избранницу такой: такой её сделали жизнь и те люди, которых она называет своей семьёй.

— Ты это специально, что ли делаешь? — нахмурившись, спросил я и встал с дивана.

— Куда ты? — мгновенно смягчившись, спросила она.

— Пойду выкину это, — и я показал ей раскрошившееся печенье, которое всё это время держал в руке. — Я всё равно его не буду.

На кухне я долгое время стоял над раковиной, упершись в неё обеими руками, и думал. Наша с Эвелин не первая и не самая большая ссора почему-то напомнила мне мои отношения с Дианной… Господи, нет, нет, нет, пожалуйста, только не это! То, что происходит со мной теперь, совсем не похоже на то, что было прежде… Я не хочу бросаться в полымя, только-только выбравшись из огня!

В конце концов я списал всё на нашу с Эвелин усталость. Всё-таки мы несколько часов провели в самолёте, оба немного подустали, раздражились… Нам нужно отдохнуть, и уверен, таких шероховатостей, как сегодня, в наших отношениях больше не будет. О, проклятый Гарри! Зачем он вообще заговорил со мной? Не будь этого разговора, может быть, Эвелин и не напомнила бы мне о Кендалле…

Мысленно я отметил, что моя ревность к Эвелин начала перерастать во что-то не совсем естественное. Да, только-только признавшись себе в наличии к ней чувств, я тоже ревновал её, но это было как-то тихо, молчаливо. Теперь же, когда Эвелин полностью принадлежала мне, я начинал ревновать её сильнее и с трудом мог смотреть на то, как кто-нибудь из парней говорил с ней или хотя бы глядел в её сторону. Я не мог сказать, что не доверял ей — я полностью ей доверял, — но это глупое чувство, как назойливая муха, возвращалось ко мне вновь и вновь. Временами я вспоминал неистовую ревность Дианны и замечал, что моя ревность очень похожа на её… Что за глупость! Я всегда злился на Дианну за ревность, а сам теперь вёл себя в точности, как она!