Умершее воспоминание (СИ)

— Да, — согласился он и, жалостливо подняв брови, протянул ко мне руку, — теперь можно мне ещё несколько глоточков?

Я с отвращением взглянул на друга, но всё-таки отдал ему бутылку. Когда он пил, я вздохнул и, переведя взгляд на окно, сказал:

— Вот, что происходит, когда они пытаются нас в чём-то ограничить.

Джеймс поперхнулся бренди и, нахмурившись, вопросительно взглянул на меня.

— Ты о девушках? — спросил он с недоумением. — Стой, что-то не так с Эвелин?

— С чего ты взял? — в свою очередь насторожился я.

— Не знаю, просто ты так сказал о попытках ограничения, что мне показалось, будто ты в чём-то её обвиняешь… Кстати, как оно?

Я с неохотой поведал Маслоу о том, что случилось в Далласе, и он, выслушав меня, искренне мне посочувствовал.

— Мне кажется, ты придал двум этим неприятностям слишком большую роль, — высказался ловелас в отставке. — Подумай, может, подобное между вами происходило и раньше? Просто теперь вы вместе, и теперь ты гораздо больше ценишь ваши отношения. Поэтому эти небольшие неурядицы, которые и ссорами нельзя назвать, ты и принял так близко к сердцу…

— В этом есть что-то, — задумчиво согласился я.

— А как она говорила с тобой сегодня? Никаких обид?

— Никаких. Всё как прежде.

— Видишь, на Эвелин это не оказало такого большого влияния, потому что она уверена, что одна снежинка — это ещё не снегопад. Она сейчас у тебя?

— Да. Спит, наверное.

Джеймс лукаво улыбнулся и спросил:

— А в Далласе вы спали уже вместе?

— Для меня всё ещё странно ложиться с ней в одну постель… — смущённо и неуверенно проговорил я, — я не спал почти всю ночь, просто сидел в кресле.

— Но рано или поздно это придётся сделать, ты в курсе?

— В курсе. Мне просто не хочется, чтобы наши отношения этим… опошлились.

— Я не узнаю тебя, — засмеялся Маслоу, и я почему-то этого застыдился. — Это не пошлость, а часть отношений! Пошлость — это вульгарность. Или грубость. Но никак не физическая близость с тем, кого действительно любишь.

— Я знаю, знаю… — устало вздохнул я и сжал двумя пальцами переносицу, — я просто представить этого не могу.

— Это по первой так, пока ещё романтика бьёт в тебе через край.

— Хочешь сказать, со временем из отношений уходит романтика?

— Господи, Логан, ты задаёшь такие вопросы, как будто сам никогда не состоял в отношениях. Нет, романтика не уходит… Скажу больше, постель — это тоже романтика. Просто со временем ты становишься смелее, узнаёшь свою вторую половинку ближе, понимаешь, что можешь позволить себе больше по отношению к ней… Вот скажи, ты когда-нибудь мог подумать о том, что будешь целовать Эвелин?

Я растерянно пожал плечами и ответил:

— Нет…

— А теперь?

— А теперь я целую её каждый раз, когда вижу.

— Вот как это работает, — улыбнулся Джеймс. — Я понимаю, что ты не в силах представить, что когда-нибудь вы с Эвелин сделаете это, но уверяю, пройдёт некоторое время, и ты ещё не то будешь представлять.

Я усмехнулся, но мысленно отметил, что мне был неприятен этот разговор.

— Однажды я прочитал где-то, — продолжал друг, — что настоящая любовь проходит три стадии: в начале мила и робка, романтична и сексуальна в развитии, а в завершении…

Он оборвал себя на полуслове.

— В завершении?.. — попытался я заставить его закончить начатую фразу.

— О завершении тебе не нужно, — улыбнулся Джеймс, — наслаждайся первой стадией и не думай о последней.

Я тоже улыбнулся, но с ужасом подумал: а пройдёт ли моя любовь к Эвелин последнюю стадию?

— Слушай, а ты не знаешь, Изабелла легла спать? — спросил друг, переменив тему, и я с облегчением подумал о том, что нам больше не придётся говорить обо мне и Эвелин.

— Она была на кухне, когда я видел её в последний раз. Не знаю. Вообще-то она сказала, что у неё бессонница.

— Бессонница? — округлив глаза, переспросил Маслоу. — Ой, ой, ой, нехороший знак…

— Почему?

— Это предвестник ночных приступов. А кашель у неё есть?

— Да, и сильный.

— Боже… — взялся за голову Джеймс, — что же это я… Пойду спущусь к ней.

Я хотел было сказать, что ночной приступ уже сегодня случился, но не стал останавливать друга: пусть исправляет то, к чему пришёл не самым правильным путём. Когда он ушёл, я взял недопитую им бутылку бренди и, размахнувшись, выбросил её в открытое окно. Бутылка разбилась об асфальт с оглушительным треском.

— Доброе утро, мистер Хендерсон, — приветливо поздоровалась со мной миссис Мелтон, когда я вошёл в её кабинет.

— Доброе, — сказал я, не разделив с психиатром приветливости. — Я… Если честно, я пришёл не совсем на сеанс.

Её лоб прорезала неглубокая морщинка, и миссис Мелтон вопросительно на меня взглянула.

— Не думаю, что поняла вас… — качнув головой, произнесла она.

— Я хочу прервать лечение, — сказал я, глядя куда-то в сторону. — На время… или насовсем.

— Погодите, мистер Хендерсон, не рубите с плеча… Что с вами случилось?

— Ничего не случилось.

— Но должна же быть причина, по которой вы решили отказаться от врачебной помощи?