Умершее воспоминание (СИ)

— Не хочу тебя огорчать, Кортни, но у них в меню нет целого коня…

— Как не продумано, — покачала головой она.

В итоге мы заказали себе куриные крылышки, большой картофель фри, техасские сэндвичи и брауни на десерт. Я тоже был голодный, как волк.

— И бутылку вина, — добавила Кортни, когда официант записал наш заказ. — Красного. Полусладкого. Выдержанного.

«Вино? ..» — подумал я. Я ведь не хотел пить, находясь под действием таблеток. Хотя… что может страшного произойти, если я выпью пару бокальчиков красного вина? Оно ведь безобидно.

Одним из первых блюд нам принесли техасские сэндвичи. Я решил не испытывать свой желудок, поэтому сразу приступил к еде.

— Логан, можно мне задать тебе вопрос?

Я с трудом проглотил почти не разжёванный кусок сэндвича и сказал:

— Задавай.

— Ты говорил о своей бывшей, и я заметила, что тебе было не очень приятно делать это. Ваше расставание было болезненным для тебя?

Поняв, в какую сторону Кортни ведёт наш разговор, я решил подробно рассказать ей о Чарис. А что? В этой интимной обстановке, в этом ресторанчике, погружённым в полумрак, я чувствовал необыкновенную близость с Кортни. Мне казалось, что я мог рассказать ей обо всём.

За сэндвичами я рассказал ей, как мы познакомились с Чарис, как начали общаться, как проходили наши первые свидания. Потом нам принесли картошку фри с крылышками, и я принялся рассказывать про Маверика. Удивительно, но сейчас это имя не вызывало отвратительное бульканье в моей душе, я рассказывал о своём враге с непринуждённостью и лёгкостью. Затем я плавно подошёл к трагической сцене выяснения отношений в нашей с Чарис спальне, когда я застукал их двоих с Мавериком. Кортни искренно посочувствовала мне и высказала свою неприязнь к Чарис. Я решил не оставлять без своего внимания и тот момент, когда я своеобразно наказал свою бывшую за измену. Кортни ужаснулась. Ей казалось невозможным то, что я смог поднять руку на любимую девушку.

А потом, уже за десертом, я поведал своей спутнице вечера и о моём последнем визите к Чарис.

— Не знаю, о чём я думал, — признался я. — Может, я хотел нашего воссоединения. Да, это было очень глупо. Но когда я узнал, что она и этот доктор… я просто озверел, Кортни.

— Представляю. Наверное, ты во второй раз почувствовал себя обманутым и преданным.

— Так и было.

— А ты знаешь, что почувствовала она? Знаешь? Или, может, хотя бы хочешь узнать?

Я опустил глаза и замолчал на какое-то время.

— Я об этом как-то не подумал.

— Вот видишь, Логан. Тебя это вообще не волнует. Не подумай, что я на стороне Чарис, но твоё поведение… это тоже было неправильно…

— Все вы такие, — пробурчал я. — Девушки. Только наивно полагаете, что все парни — ненормальные, а девушки всегда и во всём правы. Жена Карлоса тоже сказала мне, что я неправильно поступил с Чарис.

— Не надо так говорить. Я повторю тебе, я не на стороне Чарис, я считаю, что она безмозглая идиотка, раз предала такого парня, как ты.

Я бросил на Кортни быстрый взгляд. Даже в этом полумраке было заметно, как покраснели её щёки.

— И дело тут вовсе не в женской солидарности, — продолжала она. — И уж тем более не в дискриминации полов. Просто в данной ситуации Чарис действительно заслуживает того, чтобы ты попросил её прощения.

Я налил вино в наши бокалы.

— Ты права, — признался я. – Да, Кортни, возможно, мне и впрямь нужно извиниться.

— Обещай, что сделаешь это сразу же по возвращении в Лос-Анджелес.

— Для тебя это так важно?

— Я просто хочу, чтобы тебя перестали мучить призраки прошлого. Если попросишь у неё прощения, они отпустят тебя, вот увидишь.

— Спасибо. Ты так меня понимаешь. Я ценю твою поддержку.

Мы «чокнулись» бокалами и выпили.

— Ты так красиво выглядишь, — сказала Кортни, покрасневшая от вина.

— Ты тоже, детка.

— Я немного о другом. На твоё лицо очень красиво падает свет, Логан. Я хочу тебя нарисовать.

— Прямо сейчас? Здесь же темно.

— Нет, — со смехом ответила девушка, — здесь и в правду темно, к тому же у меня с собой нет бумаги. Поднимемся в номер, и тогда я тебя нарисую. Ладно?

— Ладно. Но сперва хочу сказать, что меня никогда прежде не рисовали.

— Это не страшно. Почти все люди, чьи портреты я рисовала, говорили мне то же самое.

Мы заказали ещё одну бутылку вина и по одному мороженому. Я чувствовал, что в меня не влезет больше ни кусочка, но продолжал есть, будто это была последняя еда на свете.

Во втором часу ночи мы поднялись к себе в номер. Кортни осмотрела помещение и, бросив на кресло свой шёлковый шарфик, сказала:

— Сядь напротив окна. Я посмотрю, как падает свет.

Я послушно опустился на кровать и упёрся ладонями в одеяло. Кортни встала напротив и внимательно на меня взглянула.

— Нет, — замотала головой она, — это никуда не годится. Сядь лучше в кресло. Да, так будет лучше.

Без лишних слов я пересел в кресло и положил ногу на ногу. Кортни прикрыла один глаз и снова принялась изучать меня взглядом. Потом она улыбнулась и, кивнув, сказала:

— Вот так идеально. Смотрится отлично.