Умирая за идеи. Об опасной жизни философов

Будучи ставленниками привычек и приверженцами проторенных путей, мы всегда стремимся придерживаться того, что прекрасно знаем. Основной водораздел, управляющий нашей жизнью, проходит не между добром и злом или ложью и истиной. Он более примитивен и заключается в интуитивном различении знакомого и неизвестного. Мы строим наши отношения с миром и другими людьми, структурируем нашу жизнь и выплескиваем свои эмоции в первую очередь вдоль этой пограничной линии. Знакомое — неизвестное, свой — чужой, принятие — отвержение — все эти категории влияют на наш разум и формируют нашу жизнь. Древние греки делили мир на знакомую вселенную, служившую основанием человеческой жизни (ее они называли oikouméne, или «населенный мир»), и на сомнительные моря за линией горизонта, неизведанные и не отмеченные на картах. Основой определения oikouméne служило то, что было хорошо знакомо, то есть oîkos, термин, буквально переводимый как «домовладение» или «семья». Конечно, можно утверждать, что онтология человека по своей сути является онтологией обитания. То, как наш разум воспринимает мир, мало чем отличается от того, как наше тело существует в нем. Этот мир «наш» в той степени, в которой мы можем чувствовать себя комфортно и свободно в нем. Данную мысль Ян Паточка выражает при помощи довольно ярких образов. Весь мир, пишет он,

может быть подобен коленям матери и стать теплым, сердечным, улыбающимся, своего рода защитным стеклянным колпаком; либо в нем может быть космический холод с его мертвенно-ледяным дыханием. Оба образа тесно связаны с тем, находится ли в мире или вне его тот, кто улыбается нам и встречает нас заботой[75].

Человеческая жизнь проживается и процветает тогда, когда у нас получается погрузиться в мир, как будто он представляет собой «материнские колени». Жить — значит испытывать любовь к дому; быть человеком — значит превратить мир в свой дом, а космос сделать обитаемым. Вещи и события становятся понятными, как только попадают в статус «знакомого», они обретают смысл до такой степени, что теперь мы можем найти для них место по нашу сторону разделительной черты. Если бы у нас получилось проделать то же самое со смертью, как бы преобразилась наша жизнь!

Египетский трюк

Суть точки зрения Монтеня проста: чтобы сделать жизнь жизнеспособной, необходимо найти в ней место для смерти. «Так поступали египтяне, — утверждает он, — у которых был обычай вносить в торжественную залу, наряду с самыми лучшими яствами и напитками, мумию какого-нибудь покойника». Возможно, египтяне так никогда не поступали, но мораль сей истории настолько хороша, что ее стоит упомянуть: хорошо жить — значит не просто осознать существование смерти, но и приручить ее. Вам нужно принять ее у себя дома, проявить к ней гостеприимство, дать место за своим столом и хорошо позаботиться о ней.

Искусство жизни можно свести к науке дозирования: если впустить слишком много смерти в свою жизнь, то можно ею отравиться, но, если смерти будет недостаточно, жизнь может разрушиться и превратиться в безвкусную и бесцветную. Как пишет Монтень,

посреди празднества, в разгар веселья пусть неизменно звучит в наших ушах все тот же припев, напоминающий о нашем уделе; не будем позволять удовольствию захватывать нас настолько, чтобы время от времени у нас не мелькала мысль: как наша веселость непрочна, будучи постоянно мишенью для смерти, и каким только нежданным ударам не подвержена наша жизнь![76]