Диодор Сицилийский делает из сказания практический вывод; особо стоит отметить, что Исида здесь у него – не более чем царица, интригующая со жречеством: «Исида обрела все части Осириса, за исключением его полового органа, а так как она хотела, чтобы могила ее супруга осталась неизвестной и чтимой всеми обитателями Египта, она прибегла к такой уловке… Из воска и пряностей она делала человеческие изображения (статуи) в рост Осириса и заделывала в них отдельные его члены. Затем она призывала одного за другим жрецов и предлагала им поклясться, что они не выдадут ее тайны. После этого каждому из них она говорила, что только ему одному она доверяет и поручает погребение трупа. Напоминая при этом о полученных ими благодеяниях, она советовала похоронить Осириса на их земле и чтить его, как бога… Чтобы материально заинтересовать их в этом деле, она за служение богам отдала им третью часть земли всей страны. И вот, говорят, признательные за благодеяния Осириса, привлекаемые наградой и желая угодить царице, жрецы исполнили все ее указания. И до сих пор каждый из жрецов воображает, что Осирис погребен в его местности». Отметим, что по неполным данным папируса XII в. до н. э., написанного при приготовлении к погребению фараона Рамзеса III, за египетскими жрецами числилось «около 15 % всей обрабатывавшейся земли в Египте, более 500 садов, до полумиллиона голов скота, флот из 88 судов, более 50 мастерских и верфей, более 160 городов в самом Египте, в Сирии, в Нубии».
Наконец, нельзя не привести любопытный плач Исиды по Осирису: вполне понятный в ее житейской ситуации он, однако, станет первым в серии типичных рыданий богинь над телом своего временно убитого консорта и благополучно доживет до христианской эпохи в виде разнообразных «Не рыдай мене, мати» и «Stabat mater dolorosa»:
Далее, с течением истории, с Осирисом начали происходить интереснейшие метаморфозы, которые, если смотреть на дело непредвзято, в корне подрывали древнеегипетские верования (если наше смутное представление о них хоть сколько-нибудь верно) и вели прямо к созиданию образа единого могущественного владыки, Бога-Творца, для которого «пассии», сиречь страдания, Осириса (а в итоге – его самого) а также его жертвенно-искупительный подвиг и все прочее становится некоей мишурной декорацией, которую совместить со всеми его совершенствами столь же странно и неуместно. Точно так же, как и предание на распятие Богом триединой части Самого Себя, т. е. Христа, во улучшение бракованно сотворенного мира и твари, его населяющей.