Умирающий изнутри

– Ты – шизик, парень, если несешь такое. Твоя сила – это ты. Ты – это твоя сила. Зачем пытаться отделиться от собственных мозгов?

Возможно, Никвист был прав, но он сказал свои слова слишком поздно. Он и я живем как можем, пока смерть не разлучит нас.

Вот и мой клиент, здоровяк полузащитник Пол Ф. Бруно. У него распухшее, красное лицо и он совсем неулыбчив, словно субботние игры стоили ему нескольких зубов. Я раскрываю папку, достаю «Романы Кафки» и передаю ему.

– Шесть страниц, – говорю я. Он дал мне аванс в 10 долларов. – Вы должны мне еще одиннадцать баксов. Прочтете сначала?

– Там все в порядке?

– Вы не пожалеете.

– Верю на слово.

В его улыбке я замечаю боль. Достав толстый бумажник, он кладет зеленые в мою ладонь. Я быстро скольжу в его мыслях только для того, чтобы удостовериться, что моя сила снова при мне, краткий психический анализ, я ловлю только поверхностные уровни: потерял зубы в футбольном матче, чудная компенсация в субботнюю ночь, смутные планы на следующую субботу и так далее, и так далее. Коснувшись сиюминутных образов, я нахожу вину, смущение, даже некоторое раздражение, связанные со мной, за оказанную помощь. Ну-ну, вот благодарность. Я убираю деньги в карман. Он кивком благодарит меня и сует под мышку «Романы Кафки». Словно стыдясь чего-то, он сбегает вниз по ступенькам в направлении Гамильтон-Холла. Я смотрю вслед его удаляющейся широкой спине. Внезапный порыв ветра с востока прознает меня до костей.

Бруно остановился у солнечных часов, где его встречает стройный черный студент около семи футов ростом. Очевидно баскетболист. Черный одет в голубую университетскую куртку, зеленые кеды и узкие желтые штаны. Одни его ноги кажутся длиной футов пять. Он перебрасывается с Бруно парой слов.

Бруно указывает на меня. Черный кивает. Я понимаю, что почти заимел нового клиента. Бруно исчезает, а черный пружинистой походкой переходит дорогу и идет к ступеням. Он очень черный, почти эбеновый, хотя в его чертах какая-то кавказская резкость, свирепые скулы, гордый греческий нос, тонкие холодные губы. Он поразительно красив, словно ходячая скульптура, оживший идол. Возможно, в его генах и вовсе нет негроидности: может быть эфиоп или представитель племени с Нила? Хотя на его голове огромная агрессивная масса вьющихся волос, вероятно больше фута в диаметре, тщательно подстриженная. Меня не удивили бы щеки в шрамах и кость продетая в ноздри.

Когда он приближается, мой мозг ловит периферийные эманации, эманации его личности. Все предсказуемо, даже стереотипно: я ожидал, что он может быть обидчивым, дерзким, недружелюбным и вот ко мне доходят сигналы, представляющие собой смесь из жестокой расовой гордости, всепоглощающего физического самоудовлетворения, опасного недоверия к другим – особенно к белым. Все в порядке. Знакомые вещи.

Солнце на мгновение выглядывает из облаков, но его тут же скрывает упавшая на меня длинная тень. Он потупившись разглядывает носки своих ботинок.

– Вас зовут Селиг? – спрашивает он.

Я киваю.

– Йайа Лумумба, – представляется он.

– Извините?

– Йайа Лумумба. – Его черные глаза с ярко-белыми белками пылают ненавистью. Судя по нетерпеливому тону, он сказал мне свое имя или, по крайней мере, имя, которое он предпочитает использовать. Этот тон также указывает, что он предполагает, что каждый в Кампусе знает это имя. Но что я мог знать о баскетбольных звездах колледжа? Он мог бы забивать мяч в кольцо хоть пятьдесят раз за игру и я бы все-таки не слышал о нем.

– Я слышал, вы делаете курсовые.

– Верно.

– Мой приятель, Бруно, рекомендовал мне вас. Сколько вы берете? – 3,5 доллара за страницу. Машинописную.

Он обдумывает это, затем показывает все свои зубы и говорит:

– Это же грабеж.

– Я зарабатываю этим на жизнь, мистер Лумумба. – Я ненавижу себя за этого подхалимского, трусливого «мистера». – Весь реферат стоит в среднем 20 долларов. Честная работа отнимает довольно много времени, верно?

– Да. Да. – Он безразлично пожимает плечами. – Хорошо. Я не буду больше шутить, парень. Мне нужна ваша работа. Вы знаете об Эвропиде?

– Эврипиде?

– Да, так. – Он сбил меня с толку своей черной манерой произносить слова. – Эвропид. Тот греческий кот, что писал пьесы.

– Я знаю, кого вы имеете в виду. Какова тема работы, мистер Лумумба?

Он вытаскивает из нагрудного кармана обрывок бумаги и внимательно всматривается в него:

– Проф хочет, чтобы мы сравнили тему Электры у Эвропида, Софокла и Ас… Эс…

– Эсхила?

– Хмм, да. Пять-десять страниц. Это нужно сделать к десятому ноября.

Потянете?

– Думаю да, – отвечаю я, потянувшись за ручкой. – Проблем не должно быть.

Особенно потому, что точно такая тема есть в подшивке моих собственных курсовиков разлива 1952 года.

– Мне понадобится кое-какая информация о вас. Точное написание вашего имени, имя вашего профессора, номер курса…

Он начинает говорить. Я записываю данные, одновременно открывая ввод в своем мозгу для обычного сканирования мыслей клиента, чтобы понять нужный стиль для курсовой. Смогу ли я сделать подходящее для Йайа Лумумбы эссе?