Время длилось чертовски медленно. Глаза устали. Я то и дело прикладывала к векам ледяные пальцы, чтобы как-то унять жжение. Вновь вернулась к вырезкам из статей. Коробки были набиты ими под завязку, и я разложила их по группам: психические расстройства – болезни сердца – похищения детей от шести до восьми лет. От информации голова шла кругом, но хуже всего было то, что данные приходилось тщательно изучать: вдруг где-то спрятана подсказка.
Я вытряхнула из коробки на ковер пыль и пауков, чувствуя себя такой расстроенной, как никогда раньше. Опустошенной. Разбитой. Сделав несколько наклонов в разные стороны, чтобы размять спину, я попыталась отогнать чувство безнадежности. Потом осушила половину бутылки с зеленым чаем и принялась дальше за коробки.
Прошло еще два часа. Время было бесценным, а я тратила его на эту ерунду. Когда я, потеряв всякое терпение, была готова вышвырнуть коробку, в которой копалась, в окно, удача наконец-то улыбнулась мне, и я обнаружила любопытную вырезку из статьи:
Я распахнула глаза.
Запись в мамином ежедневнике на третье сентября, в субботу. Встреча с Лаурой Дюваль. Тогда я не обратила на эту запись внимания, потому что нашла мамино письмо с просьбой уехать из города. Но мама должна была встретиться с ней за неделю до своей смерти. В те выходные я еще оставалась дома, потому что занятия должны были начаться в понедельник, а вот мама отсутствовала. Наверное, она встречалась с этой женщиной здесь, в Эттон-Крик. Лаура Дюваль как-то связана с тем, что случилось? Она связана с Дэйзи Келли?
Я пробежала статью взглядом. Лаура Дюваль утверждала, что ее сестра по имени Олива погибла не из-за болезни, а потому, что на нее напал Криттонский потрошитель.
Между ними что-то должно быть. Что-то общее.
Я прилегла на диван, сняла очки и закрыла глаза. Боль под веками была нестерпимой, но я сосредоточилась на Лауре Дюваль. Она – ключ, и я должна найти ее, чтобы узнать, о чем они с моей мамой говорили перед тем, как ее нашел маньяк. Я не могла усидеть на месте, потому вновь встала и принялась рыться в коробках, воодушевленная найденной информацией. Возможно, там есть еще что-то!
Коробка была полна любовных дневников, исписанных каллиграфическим почерком с миллионом сердечек на полях и между слов, женских журналов и старых книг. И среди этого барахла было еще кое-что.
Я достала диктофон и включила запись, приготовившись к самому худшему.
Прежде чем случилось непоправимое, я нажала на кнопку «стоп» и только после этого выдохнула. В висках начало пульсировать, я живо вообразила картину происходящего. Вспомнила, как заставила Джорджи пообещать, что она ни слова не скажет маме и папе о том, что с нами случилось.
Справившись с нахлынувшими воспоминаниями, я вновь включила запись и поднесла диктофон к уху.
Мое сердце вновь сжалось от страха: несмотря на то, что я не была там, я видела и чувствовала все то, что видели и чувствовали они – беззащитные жертвы, обычные девушки, с которыми не должно было случиться ничего плохого.
–