Умирать не больно

– Мы… мы знакомы? – промямлила Леда Стивенсон, боязливо глядя на меня. У нее были длинные темные ресницы и круглые глаза, которые стали еще больше от страха.

– Даже лучше, чем ты думаешь, – ответила я и склонилась ниже, чтобы никто даже не мог предположить, о чем я собираюсь спросить. – Скажи, ты больше не совершишь такой глупости, как попытка самоубийства?

Ее рот приоткрылся в немом крике, а глаза стали (если это возможно) еще больше.

– Просто ответь, и все.

«Скажи, что нет», – мысленно попросила я, ожидая ответа, как приговора. К нам подлетела Сьюзен с подносом. Она вежливо спросила у Леды:

– Ты будешь что-нибудь заказывать?

– Нет! – Леда поспешно вскочила, набравшись смелости при появлении Сьюзен, и протиснулась мимо меня к выходу.

– Ты ее испугала? – Сьюзен посмотрела на меня широко открытыми глазами, но в ее взгляде не было укора. – Не обращай внимания. В последнее время Леда очень странно себя ведет. Страннее, чем обычно.

– Да, я понимаю. – Я бы оставила Леду Стивенсон в покое наедине со своим горем, если бы это не касалось меня. Я поднялась на ноги, вернула стул на прежнее место и посмотрела на Сьюзен. – Почему Аспен думает, что тебе грозит опасность?

Она на миг растерялась от столь быстрой перемены разговора, но потом поджала губы и так тяжело вздохнула, что я испугалась, а не лопнут ли ее легкие от переизбытка кислорода.

– Аспен думает, что я следующая, что я похожа на Майю.

– Он серьезно? – Я скептически изогнула бровь, и Сьюзен кивнула. Мы несколько секунд постояли друг напротив друга, размышляя каждая о своем, затем Сьюзен позвали принять заказ, и она поспешно пошла. Я отправилась в комнату с табличкой «Вход только для персонала».

Аспен действительно хороший друг, раз он так заботится о Сьюзен. Да, я могу это понять. Но почему он думает, что ей грозит опасность? Он знает, кто убийца? Вдруг вспомнилось, с какой уверенностью он заявил, что верит мне, что не считает, что я причастна к случившемуся с Майей и ее семьей…

Да, Аспен явно что-то знает.

Глава VI Тайная квартира

По пути домой я думала только о Ное; когда вошла в особняк, освещенный лишь редкими вспышками молнии, и оставила на вешалке свою истекающую дождем куртку, сразу же направилась на кухню в поисках человека, знающего ответы на все мои вопросы.

Ной Харрингтон не сидел на кухне и не поглощал пирожки, как я думала, – он спал в гостиной на диване: одна рука под головой, вторая на груди; одна нога на спинке дивана, вторая на полу. Я выключила телевизор, где показывали кулинарное шоу, затем перевела взгляд на спящего Ноя и миску с попкорном, лежащую на его животе, и только потом включила верхний свет. Парень застонал, морщась и прикрывая рукой глаза.

– Что, уже утро? – спросил он, поморщившись, затем хрипло добавил: – Ты хочешь кушать?

Словно я его дочь.

Ной покрутил головой, близоруко посмотрел на часы, стоящие на каминной полке, и не то тяжело вздохнул, не то простонал. Затем протянул мне миску с попкорном, которую я взяла и поставила на журнальный столик, и, покряхтывая, выпрямился на диване.

– Хочешь есть? – снова спросил он. В ответ я произнесла:

– Мы должны поговорить о том, кто ты.

Я пыталась быть мягкой, но Ной не оценил этого. Он поднялся на ноги и сделал несколько наклонов, жалуясь на то, что у него затекла шея. Я действительно услышала характерный хруст, но все равно напряженно продолжила следить за его движениями.

– Ну что? – Он сдался и ответил мне таким же хмурым взглядом.

– Скажи мне, кто ты.

– Санта-Клаус в пижамных штанах. Я Ной Харрингтон. В чем дело? Ты слишком долго гуляла под дождем?

Я направилась вслед за ним на кухню, игнорируя ироничный тон, хотя хотелось спросить, почему он злится, в то время как это я в неведении. Не зная о моих мыслях, Ной включил верхний свет и через мгновение скрылся за дверцей холодильника, бормоча себе под нос ругательства. Я между тем оценила чистоту кухни, теперь понимая, почему парень так устал и почему у него мешки под глазами и вялое лицо – каждая поверхность сверкала, как перед приездом гостей.

Дверца холодильника закрылась, и Ной понес к кухонной стойке огромный кусок торта с кремом, взбитыми сливками и большой ягодой сверху. Я почувствовала, как зубы сами собой сомкнулись.

– Чего ты злишься? – спросил Ной.

– Я не злюсь, – тут же ответила я, наблюдая, как он ставит на стол свой сладкий ужин и плюхается на стул. Он попытался убрать с глаз распушившиеся волосы, отчего они еще больше разлохматились. Бросив бессмысленное занятие, качнулся на задних ножках стула, наклонился назад и дотянулся кончиками пальцев до кухонной тумбы. Пыхтя, нашарил выдвижной ящик и нащупал столовый прибор. С грохотом вернувшись на прежнее место, он равнодушным взглядом оценил находку.

– Ложка. Сойдет.

Я вздохнула, подошла к шкафу и достала для Ноя десертную вилку. Он с благодарностью ее принял и тут же занялся тортом, а я села напротив и, с осторожностью подбирая слова, произнесла: