Умирать - в крайнем случае

Мой друг явно сокрушен тем, что переложил на меня неприятную обязанность лезть в мясорубку, и я не сомневаюсь, что он готов хоть сейчас заменить меня, но в нашем деле не приходится уповать ни на очередность, ни на личные желания.

- Не стоит об этом, - повторяю я. - Давай обдумаем, что делать.

- Что ты предлагаешь?

- Предлагаю больше не давать ей снотворного.

- Думаю, такой необходимости больше не будет. Пришлем к тебе на пляж Бояна.

- Боян уже был в ресторане.

- Он появился только на минутку, когда она танцевала.

- Все равно. Не надо рисковать.

- Можно подослать лейтенанта.

- Отлично! Лейтенант - парень толковый. Завтра я пошлю по почте открытки. Значит, пускай приходит послезавтра.

- От него ты получишь инструкции генерала, - говорит Борислав и, взяв из пачки новую сигарету, добавляет:

- А теперь, браток, садись и пиши.

Вот уж чего терпеть не могу, так это писанины. Но никуда не денешься. В нашем деле без письменной работы нельзя. И я сажусь и пишу, пока не отнимается рука, потом собираю исписанные страницы и кладу в большой конверт.

- Ну и как, по-твоему, - интересуется Борислав, принимая пакет, - там одна контрабанда или что-нибудь еще?

- Откуда я знаю! Пока налицо контрабанда, но не исключено, что выплывет и другое.

- Но что именно?

- Откуда я знаю!

Небо за окном начинает светлеть. Значит, я и правда много написал или же отвык от письменной работы и долго возился.

- Ну, всего, - говорю я. - Боюсь, что теперь увидимся не скоро.

- Главное - увидеться, а скоро или нет... Ты смотри, будь осторожнее...

Он хочет добавить какой-то совет, но, видно, спохватывается, что это будет лишнее, как и предупреждение об осторожности, и только обещает:

- Завтра утром твой доклад будет на столе у генерала.

Линда спит непробудным сном, свернувшись в клубок от холода; укрыться она не может, потому что легла прямо на одеяло.

"Надо бы оставить тебя продрожать всю ночь", - думаю я. Но, будучи человеком отзывчивым, снимаю с нее туфли, расстегиваю молнию, стягиваю юбку, не без труда вытаскиваю из-под Линды одеяло и укрываю ее до подбородка.

Мне кажется, что я закрыл глаза только на минутку, но когда я их открываю, в окно льется яркий солнечный свет, соседняя кровать пуста, а из ванной слышен плеск воды. Не вставая, я протягиваю руку к телефону и сонным голосом заказываю завтрак в номер.

Завтрак появляется почти одновременно с Линдой, нельзя не признать, что Линда выглядит гораздо аппетитнее. Но я не собираюсь сообщать ей об этом. Кроме того, она первая начинает разговор.

- Кто вам разрешил раздевать меня? - интересуется ледяным голосом моя супруга, располагаясь на диване и кутаясь в махровый халат.

- Раздевать? Вас? Я? Может, вы обвините меня еще в чем-нибудь?

- Вчера я легла одетой, - настаивает на своем Линда. - Мне так хотелось спать, что я легла не раздеваясь.

- Кажется, я нарвался на мифоманку, - бормочу я. - Или же вы разделись во сне, не сознавая, что делаете.

Она умолкает, понимая, что спорить так же бесполезно, как и надеяться, что я налью ей кофе, берет кофейник, чашку и принимается за завтрак.

Через полчаса мы спускаемся в холл гостиницы, и я замечаю:

- Сегодня я должен отправить открытки.

- Вы могли бы сделать это еще вчера, - сухо замечает Линда, - вместо того чтобы сидеть в номере.

- Нет, не мог, - заявляю я. - Вчера нужно было проверить, не следят ли за нами.

Я покупаю три открытки и выхожу в скверик перед отелем, чтобы там, в тихом, спокойном месте написать свои послания. Я адресую открытки Бориславу, хотя с таким же успехом мог бы адресовать их покойной королеве Виктории, - они все равно не играют никакой роли.

Но вести игру нужно до конца, и мы с Линдой делаем круг, чтобы опустить открытки в почтовый ящик подальше от гостиницы, после чего отправляемся на пляж.

Не знаю, что за удовольствие находят люди в торчании на пляже. Для меня это такая же скука, как лущить семечки, чтобы сплевывать шелуху. Люди разумные играют на пляже в карты или рассказывают анекдоты, но мне не с кем поболтать, не с кем перекинуться в белот, я даже не могу прочесть болгарскую газету, потому что изображаю англичанина.

И я умираю от скуки под пляжным зонтом, в то время как моя супруга, полная решимости вернуться с особого задания, прихватив с собой как можно больше солнца, лежит на песке.

- Если вы пробудете на солнце до обеда, то превратитесь в ростбиф, замечаю я. - Это вам не анемичное солнышко Брайтона.

- Не волнуйтесь, я запаслась кремом, - отзывается моя строптивая половина.

И продолжает лежать на солнце. Потом встает, входит в воду и, поплавав, опять ложится на песок. Порядочный супруг на моем месте давно бы употребил свою власть и влияние, чтобы уберечь жену от ожогов. Но я супруг фиктивный и предоставляю ей полную свободу действий.