Умирать - в крайнем случае

- Мне кажется, что вся беда не в этом старом дураке, мой дорогой, а в вас самом...

- Да, но я...

- Будьте любезны не перебивать меня. Вы не умеете работать с людьми, Ларкин. Я вам это говорил и раньше. Вы добросовестны и аккуратны, этого нельзя отрицать, но вы привыкли действовать по готовым схемам, по шаблону. У вас нет ни грамма способности втереться человеку в доверие, расположить его к себе, изменить его характер и вообще сделать его таким, каким он вам нужен.

- Я признаю, что лишен педагогического дара, - отвечает Ларкин, немного помолчав. - Но я полагаю, что институт, в котором я работаю, далеко не педагогический.

- А я должен признать, что ваш тон перестает мне нравиться...

- Прошу извинить, если я что-то сказал не так, мистер Мортон. Я хотел только...

- Бросьте, Ларкин! - В басе Мортона отчетливо слышатся нотки досады. - Объясните в двух словах, что вы предлагаете, и я буду докладывать. Естественно, в докладе будет отражено и мое мнение.

- Я не хотел бы, чтобы мое мнение отличалось от вашего, мистер Мортон, - угодническим тоном произносит Ларкин. - Если я постарался изложить свои соображения, то сделал это из боязни, что чрезмерный максимализм может помешать осуществлению нашего плана. Преждевременный провал канала...

- Провал, конечно, не исключается, - соглашается Мортон, тон которого значительно смягчился. - Именно поэтому следующая партия должна быть такого размера, чтобы на операции можно было поставить точку.

- Какой размер вы предлагаете?

- Я уже сказал: десять килограммов или около этого. Довольно возиться с мелочами.

- Я сделаю все, что в моих силах, мистер Мортон.

- Вот это я и хотел услышать, - добродушно отвечает Мортон.

Затем они обмениваются несущественными репликами, предназначение которых - восстановить добрые отношения. Последняя важная подробность содержится в словах Мортона:

- Вы можете явиться для доклада послезавтра, к девяти вечера. А если что-нибудь произойдет тем временем - уведомите меня по телефону.

Мне некогда ждать, что ответит Ларкин. Я вдруг смекаю, что у меня не остается времени на отступление. Едва я успеваю спрятать в карман свой приемник и поставить ногу на лестницу, как вдруг над моей головой раздается щелчок замка. Быстро отпрянув к стене, я тесно прижимаюсь к ней и замираю в тени. Укрытие в общем-то неплохое, если только кому-нибудь не придет в голову заглянуть через ограду во двор.

- Хотите, я отвезу вас, или вы возьмете такси? - Меня коробит от голоса Мортона, который я слышу без всякой техники.

- Не беспокойтесь, мистер Мортон, я возьму такси, - вежливо отвечает Ларкин, как будто у него и в самом деле был выбор.

- В таком случае спокойной ночи.

- Спокойной ночи, мистер Мортон.

Мне кажется, что прошло много долгих минут, пока я услышал звук закрывающейся двери. А еще через несколько долгих минут я решаюсь выйти из своего укрытия и взглянуть наверх. Никого.

Поднимаюсь по лесенке, закрываю калитку и запираю ее на ключ. Хорошо, что Мортону не пришло в голову проходя мимо нажать на ручку. Просто так, для проверки. А моя проверка закончена, и результаты ее удовлетворительные и тревожные.

Теперь все будет зависеть от старого дурака.

9

Не помню, какому автору принадлежат слова о том, что карта Европы могла бы быть совсем другой, если бы накануне битвы при Ватерлоо не шел дождь. Возможно, дождь и мокрый ландшафт действительно сыграли с Наполеоном злую шутку - как знать. В современной истории капризы погоды не играют такой роковой роли, вот почему я избегаю описывать их в подробностях. Тем более что погода довольно постоянная - почти непрерывно идет дождь.

На этот раз, однако, дождь решил пролиться ночью, чтобы не беспокоить пешеходов днем. Поэтому, когда с утра я отправляюсь на Дрейк-стрит, мне не приходится лавировать с открытым зонтом среди других пешеходов, над головами которых тоже покачиваются куполы зонтов.

Я отправляюсь на Дрейк-стрит не только потому, что там мое рабочее место, но и по той причине, что Ларкин направляется туда же, мне ничего другого не остается, кроме как идти за ним следом, соблюдая известную дистанцию. Добравшись до нашей тихой, романтичной улицы, американец, естественно, сразу же направляется в главную квартиру, в то время как я прохожу мимо и усаживаюсь на скамейке в скверике. Причем усаживаюсь не на сиденье, а на спинку, как это делают мальчишки, - сиденье еще не высохло после прошедшего ночью дождя. Кутаясь в плащ, я смотрю вдоль аллеи, хотя на ней нет ничего заслуживающего внимания, даже вездесущих мальчишек и тех не видно. Они, наверное, в школе, а может, матери запретили им выходить на улицу в такую погоду.

Бесцельное созерцание нарушает дама в коротком бежевом плаще, с размалеванным лицом довольно спорной красоты и довольно сомнительной молодости. Она бросает на меня беглый взгляд и тут же виновато отводит глаза в сторону. Она, вероятно, знает меня в лицо, как и я ее, - мы не раз встречались с ней в районе Дрейк-стрит. Я запомнил ее не потому, что она виновато отводит глаза, возможно, у нее связаны со мной не очень приятные воспоминания.