Умирать вечно

Но едва эта молебная мысль оформилась в моей голове, свист несущего винта «Апача» перечеркнул ее. Вертолет завис в паре метров от шоссе прямо на нашем пути. Заметить его ранее помешал резкий поворот серпантина.

— Держитесь крепче! — заорал Гоша.

Ракеты опять засвистели и огненным шквалом обрушились на броневик. В воздухе мгновенно оказались тонны песка и камней, а так же «Черт», беспомощно вращающий колесами. Тяжеленный броневик пролетел с десяток метров, прежде чем рухнул наземь, перевернувшись на бок. Нам повезло: ни одна ракета не попала точно в цель…

Повезло ли? Теперь мы совершенно беззащитны…

Я вновь погрузился в какой-то липкий, вязкий, тормозящий время эфир. Свист лопастей вертолетного винта разделился на отдельные звуки, наполовину механические, наполовину мистические; едва соображая, я через задний люк вывалился из броневика, оставляя кровавый след. Пыль от разрывов еще не улеглась, а пушка вертолета заголосила вновь. Треск выстрелов и грохот пронзающих броневик снарядов слились воедино. Я, поддавшись дикому паническому чувству, отползал от «Черта» дальше и дальше, хотел спрятаться средь камней, зарыться в землю, пропасть навсегда.

Что вообще надо этим подонкам? Кто они? Те идиоты из Регеля? Или вольные мародеры, решившие поиграть с нами?

Ветер от винта трепал порванную куртку, забивал глаза снегом и пылью. Не видя толком, я полз с единственным желанием: выжить во что бы то ни стало. Не сразу даже и понял, что один из снарядов задел ногу — только задел, потому она не оторвалась и не отлетела в сторону, а лишь превратилась в бесформенный кусок фарша. Но никакой боли не существовало теперь для меня, увязнувшего в болоте ужаса и инстинкта самосохранения. Ослепший, оглохший от взрывов, рева винта и выстрелов пушки, я продолжал ползти, не выбирал дороги, не чувствовал холода и режущего ладони льда. Я полз, наверное, год или два, а может и целую вечность, пока сзади не пришла горячая волна, вмиг опалившая тело. Меня швырнуло туда, куда я полз, швырнуло сильно и больно. Врезавшись в скалу, я скатился в сугроб, проглотив попутно несколько зубов.

Я упал удачно. В том смысле, что мог хорошо видеть, как пылает взорвавшийся броневик. Длинные языки пламени вырывались из открытых люков и растерзанного корпуса; на заднем плане миротворческий «Апач» раздувал огонь, висел в воздухе кошмарным драконом, гораздо более страшным и опасным ныне, чем Абадонна.

Как медленно вращаются лопасти, подумал я. Как вертолет может парить с почти застывшими лопастями?..

В голове гудело. Там, под черепными костями, мозг перемешался в кашу, уже не могущую думать и анализировать. Глаза смотрели, но не видели, уши не слышали. Чудом я смог догадаться, что вертолет уже не висит в воздухе, но приземлился. Его кабина открылась, оттуда быстро выскочила широкоплечая фигура в грязном комбинезоне. Фигура осторожно обогнула костер броневика, держа наготове автомат. Двигался человек немного странно, рывками, будто движения давались ему с трудом, или же он позабыл их.

Можно ли позабыть, как двигать собственным телом?..

Я еще не видел лица пилота, но уже догадался, кто он.

…Можно, если ты сначала умер, а потом ожил вновь…

Пилот минуту разглядывал пылающие недра броневика, затем взгляд его совершенно черных, лишенных белков глаз упал на меня. От такого взгляда захотелось кричать, и я бы непременно закричал, но сил на такое уже не осталось. Пилот, оказавшийся бывшим охотником по кличке Молот, зашагал ко мне. Лицо его было серым и ничего не выражающим, рот плотно закрыт, широкие скулы выдают скандинавское происхождение.

Разве скандинавы отличаются широкими скулами? Я думал, они светловолосые…

Молот завис надо мною, как скала. Черные глаза казались не глазами вовсе, но впадинами, отверстиями на лице, безобразными и мрачными. И в тех отверстиях обитает злобная темная сила, сила самого Сатаны, переданная Абадонной.

Когда-то он был человеком, а теперь лишь ходячий труп. Боже, разве трупы могут ходить, стрелять, управлять вертолетом? Трупы должны гнить в земле или на земле, гореть в крематории, закапываться в могилы, но не летать на вертушках…

Я вдруг ощутил совершеннейшее безразличие ко всему. Мне больше не хотелось кричать и пытаться спрятаться. Не хотелось чувствовать боль. Легкость накрыла тело приятной теплой мантией, убаюкала, успокоила. Я разглядывал автоматный ствол, зная, что спустя секунду он изрыгнет огонь и разнесет мою головушку в клочья, но не испытывал беспокойства по этому поводу.

Молоток стал худее? Или мне кажется?..

Мертвец тянул с расправой. Хотя, скорее всего, мне всего лишь мерещилось, что он тянет. Субъективное время для меня изменилось, поменяло скорость и направление хода. Я впал в настоящий бред.