Умная, как цветок

– Ужас в том, что это именно то, что он всегда хотел. Такая телка была у него до меня, теперь такая же после. Мне стыдно быть в их компании. Как я могла так вляпаться?! – и дальше она говорит о том, как обидно, когда тебя втягивают в унизительное соперничество. – Его на моих глазах клеили нереальные красотки, а он из всех выбрал самую неинтересную. Да он просто…

И тут я понимаю, что параллельность наших переживаний нарушена, потому что меня обуяли несколько иные чувства.

Мне тоже до чертиков горько, но я не испытываю претензий ни к нему, ни к «девушке», и единственная мысль – «Господи, до чего же я НЕ ТО, что ему нужно. У меня не было никаких шансов». То есть вектор прямо противоположный, и, как мне кажется, ход ее мыслей правее и жизнеспособнее. Идея «он дурак с жалкими вкусами» всяко полезнее, чем «я не гожусь в соперницы даже каракатице» или «я не годна ему».

В данном случае сохранять логику, объективность и здравый смысл – это красиво, но неполезно. Уж лучше быть ехидной, злоязычной, несправедливой, чем потупляться и скорбеть о собственных несовершенствах. Время раскаянья и анализа придет, но позже, а сейчас, по-горячему, проще и лучше говорить не «я не подхожу ему», а «он мне не подходит».

Нет смысла угрызаться, когда и без того тяжело.

Красавчики

Сегодня в «Охотном Ряду» видела чудной манекен – сидячий. Я так упорно пялилась, пытаясь понять дизайнерскую идею – кроя-то не видно толком, – что манекен смутился и завертел головой. Живой мальчик оказался, но не в моем вкусе, слишком сладенький.

Вообще, я люблю красавцев, сил нет, трепещу вся. С человеком средней физической одаренности могу позволить себе всякое, но вот чтобы разбиться сердцем – только об красавца. Коллекция у меня небольшая, но подобрана со вкусом, и долгими зимними вечерами я занимаюсь классификацией экспонатов. Можно делить красавцев по росту, цвету волос, возрасту и форме черепа, но я слишком постоянна в своих пристрастиях, поэтому кучка двадцатилетних блондинов у меня совсем маленькая, а тридцатилетние брюнеты, напротив, свалены грудой. Все они высокие, со скулами, запавшими щеками и в кудрях. Скука, одним словом. Поэтому я предпочитаю разбирать красавцев «не по внешностям, а по внутренностям». А изнутри они бывают двух типов (верю, что их больше, но в моей крошечной выборке всего два) – самовлюбленные и презирающие свою красоту.

К первому типу относятся мальчики, не уверенные в своей подлинности. Либо у них была очень яркая мама, либо в детстве они много болели и навеки усомнились в надежности тела… или красота им досталась не легко, а в результате работы над собой – понадобились физические нагрузки или пластические операции. И они все время помнят две фотографии «было»-«стало» и готовы глядеться в каждую ложку, чтобы ежеминутно убеждаться, что «было» нигде не вылезает. С ними просто, но не очень интересно. Во-первых, когда я смотрю в «сделанное» лицо, то какие бы толковые вещи оно ни произносило своими прекрасными устами, я на третьей минуте начинаю отвлекаться, потому что прикидываю: если мне закачать силикон в подбородок, это добавит моему имиджу значительности или стервозности? И надо ли извести складку между бровями, потому что сильные люди ни на чем до такой степени не сосредоточиваются, чтобы постоянно хмуриться. А во-вторых, они и от женщины ждут такой же безупречной ухоженности и уверены, что целлюлит – это не вторичный половой признак, а безобразие.

Поэтому, когда в моей жизни появляется самовлюбленный красавец, я начинаю делать дыхательную гимнастику и махать гантелями. То есть занимаюсь вещами полезными, но скучными.

И от лени я предпочитаю второй тип – настоящих первородных красавцев, презирающих свою внешность. Вот уж кто перед зеркалом не пляшет. У них, правда, куча особенностей. Папа учил быть настоящим мужиком, а у ребенка кудри до плеч и кисти, как у пианистки. При первой же возможности мальчик устраивается так, чтобы ему сломали нос и вырезали шрам на морде, бреет голову и накачивает руки – но не для красоты, а чтобы выглядеть жестко. Одевается в хаки, татуируется, иногда заходит так далеко, что отращивает пивное брюхо. Продает, короче, свое первородство за чечевичную похлебку. Обычно мое присутствие рядом с ним продолжается до бритья головы (но если форма черепа хорошая, то могу продержаться и до татуировки, но вот появление брюха я пережить не в состоянии). Ухожу в слезах и помню всю жизнь.

Более всего меня волнует третий, гипотетический тип, – красавцы, которых не заклинило на внешности. Но мне такие не встречались, потому что, если человек выглядит, как я люблю, это просто не может не наложить отпечаток на его характер. Вот такой замкнутый круг нарисовался. И в итоге сижу я, как дурочка, без десерта.

Брошенный муж: ответный удар