Со злости я ткнула ладонью в его грудь, но сдвинуть Эдди — это из области фантастики. Он и раньше отличался устойчивостью и гибкостью, а теперь, когда вырос, с подобным успехом можно было голыми руками толкать мобиль или пароход.
Он даже позу не поменял и пальцы из ремня не вынул.
— А расскажите-ка мне, мисс Эренифация Пайн, как вы докатились до подобной жизни — отвергли верного, настоящего друга и отправились не пойми куда с неизвестным подозрительным типом? Ты в курсе, что с такими рожами только за решёткой сидеть?
Он преувеличивал. Мистер Гесс вполне себе красавчик, но Эдди злился, а когда он сердится, ещё и не то может выдать.
— Послушай, Эдди, — сладко пропела я, — со своими знакомыми я сама как-нибудь разберусь, а ты бы шёл по своим очень важным делам. Право, не стоит торчать в моём гараже и указывать мне, с кем дружить или ругаться. Сходи, может, память свою найдёшь где.
Эдди замер и перестал раскачиваться. Улыбнулся ослепительно, аж в помещении посветлело от его накала.
— Ну сколько можно, Рени? Я ведь извинился. Виноват, каюсь.
— А я не простила, — буркнула, но уже без энтузиазма. Когда Эдди сверкает своей фирменной улыбкой, устоять практически невозможно. И только долгие годы изнурительных тренировок дают некое слабое противоядие, которого, увы, хватает ненадолго. Но я пока держалась.
— Перестань, а?.. Хочешь, на колени встану? — и проникновенно в глаза смотрит, чтобы наверняка добиться своего.
Вот только этого сейчас не хватало. Усталость навалилась внезапно. Захотелось самой упасть и уснуть. Я с тоской посмотрела на Эдди, поймала его внимательный взгляд, понимая: ещё чуть-чуть — и он снова выйдет победителем.
— Тебе не стоило торчать здесь целый день, чтобы поиграть на нервах. Завтра бы на свежую и спокойную голову оттачивал своё мастерство великого детектива-психолога. А сегодня хватит промывать мне мозги. Не удастся.
Глаза Эдди превратились в две зелёные льдинки. Губы сжались, желваки заходили туда-сюда, словно он гранитный кирпич зубами перетирал. Он никому не признавался, даже мне, что мечтает стать следователем, но я слишком хорошо его знала, поэтому решила ударить посильнее, чтобы он потерял контроль над собой и наконец-то оставил меня в покое.
Скажете, жестоко? Но что поделать: за годы дружбы мы так мастерски научились измываться друг над другом, что знали, куда ударить побольнее, и находили в этом противостоянии некое удовольствие. Может, поэтому до сих пор и не разбежались по разным углам.
Эдди знал меня как облупленную. Я прекрасно изучила все его уловки и тайные движения мыслей. И когда мы не спорили и не пытались достать до священно-неприкосновенных болевых точек, то вполне себе мирно сосуществовали и, объединившись, могли дать отпор любому стихийному бедствию, будь то гроза с градом или громы и молнии, что изрыгал порою мой несравненный батюшка, а также полгорода благопристойных горожан, коих мы успели мимоходом оскорбить в лучших чувствах.
Противоположное притягивается. Так и мы с Монтифером тянулись друг к другу как мощные магниты. Годы шли, мы повзрослели, а это не изменилось.
— Ты ничего не понимаешь, Эренифация Пайн, — процедил он сквозь зубы, — и было бы прекрасно, если бы ты хоть иногда пыталась быть тактичной.
Ему таки удалось вывести меня из равновесия. Правда, я и так балансировала на самом краю. Поэтому он подтолкнул — я рухнула. Вспыхнула, как сверхновая звезда, и, совсем потеряв голову от ярости, влепила Эдди пощёчину.
Хлясь! — звук был такой, что гулким эхом покатился по полупустому гаражу. Эдди дёрнулся и побледнел. Только красная пятерня уродливо выделялась на левой щеке.
Миг — и его пальцы больно впились в мои плечи. Я пискнула и сжалась. А через секунду он меня поцеловал. Жёстко, почти грубо, раня нежные губы.
Я дёрнулась от неожиданности и со всей силы толкнула его в грудь. Он тут же разжал медвежьи объятия и я, рванувшись, чуть не упала. Пятилась задом, оступаясь и не сводя затравленного взгляда с друга.
С друга ли?.. Так далеко в своих ссорах мы ещё ни разу не заходили. Что это было? Вот что?! Передо мной стоял не мой добрый старина Эдди, а незнакомый мужчина с искажённым от ярости лицом.
— Мы не закончили, Эренифация, но ты права: лучше продолжим разговор завтра, — сказал он тихо, и в голосе его клубилась змеями холодная злость.
Я метнулась в сторону, а Эдди буквально вылетел вон, чудом не задев меня плечом. Я смотрела ему вслед и глотала слёзы. Трогала распухшие губы и думала: наверное, так кончается дружба. Было невыносимо больно и грустно. Доподдевались и дошутились.
А ещё я думала о другом поцелуе. И о том, как я прикасалась ко рту, стараясь запомнить ощущения навсегда.
Да, Эренифация Пайн, день двадцатидвухлетия явно удался. Браво.
Глава 8. Такая разная жизнь
Рени
В дом я пробралась тайком. Долго раздирала спутавшиеся кудряшки, а потом долго нежилась в ванной. Болело тело и душа. Но думать и заново перебирать события не хватало сил.