Умница, красавица

– Не-а, – протянула Ариша, – не понимаю… Я понимаю, когда все нормально… Еще понимаю, что любовь не повод для изменения обстоятельств. Твой Князев для Барби неплохой вариант – фактурный, и в профессии помог бы. А для тебя, дорогая Анна Каренина, он шаг в сторону и вниз. Ты хоть понимаешь, кто ты была и кто стала? С социальной точки зрения. А спать с ним ты быстро привыкнешь, еще и надоест.

– А что, по-твоему, повод? – с любопытством спросила Соня. Она не собиралась обсуждать с Аришей всякие глупости, а вот что та считает поводом для изменения обстоятельств, было интересно.

– Лучшее предложение.

У самой Ариши лучшего предложения не было. Месяц назад они все вместе – с Игорем, Сережкой, девочкой Асей и ее родителями, Мариночкой и Владиком, съездили во Флоренцию. И Мариночка наконец-то увидела башню Пальяцца и написала прелестный флорентийский цикл, и Мариночкин сборник уже вышел из печати, и Игорь даже организовал пару рецензий, и Владика недавно взяли на Аришин канал, и теперь он вел Аришино ток-шоу, и Игорь переспал там, во Флоренции, с девочкой Асей.

И теперь все у всех было хорошо – девочка Ася, все такая же молчаливая, светилась загадочным взрослым светом, Игорь был так ласков с Аришей, словно у них начался медовый месяц, только без секса, и у самой Ариши ВСЕ БЫЛО ХОРОШО. Ее роман с Мариночкой заглох не начавшись – Ариша все же была безнадежно гетеросексуальна. Зато ее новый утешительный любовник чрезвычайно удачно вписался в компанию, и вскоре они поедут в Мадрид, все вместе. Аришин любовник хотел посмотреть Гойю в Прадо, и Мариночка собиралась писать испанский цикл в ритме фламенко, а девочке Асе хотелось посмотреть корриду – странная кровожадность в таком юном молчаливом созданье…

– В Мадрид, в Мадрид, – пропела Ариша. – Теперь малышка Ася чувствует себя взрослой и любимой, а я… тоже…

– В Мадрид хорошо. Я люблю Прадо… Испанской живописи очень мало вне Испании, и, кстати, одна из лучших коллекций в мире у нас, в Эрмитаже, я больше всего люблю «Петра и Павла» Эль Греко, помнишь, в углу висит, – Соня все болтала и болтала, забалтывала неловкость, стараясь не смотреть на Аришу, а та, оставшись без присмотра, выглядела все несчастнее и несчастнее.

– А потом или у Сережки все пройдет, или у Игоря. ВСЕ ПРОЙДЕТ, понимаешь? – Ариша так яростно щелкнула зажигалкой, будто хотела поджечь себе нос. Прикурила, взглянула на Соню и тут же погасила сигарету – пепельница была уже полна таких злобных окурков. – Послушай, ты помнишь мою бабушку? И деда?

Соня удивленно кивнула – конечно, она помнила.

Аришин дед был юристом, бабушка была никем, вернее, она никогда не работала, но была очень КЕМ-ТО, не просто бабушкой. Дом, в котором бабушка жила всю жизнь, родилась и жила, был клановый, как будто птицы стаей прилетели. На первом этаже профессор Васька, на втором Любка, декан, на третьем Петька, главный офтальмолог армии. Про главного офтальмолога Петьку была история – он был совсем еще маленький, когда пришли забирать его отца, шел обыск, а Петька лил воду из клизмы в пианино… Бабушка с дедом говорили на птичьем языке – перебрасывались именами, которые они с Аришей встречали в школьном учебнике литературы. Асеев рассказывал бабушке, как они с Маяковским бродили по Крыму, Аксенов обиделся на нее, когда она сказала ему, что его роман списан с «Пропасти во ржи»… У бабушки имелся автограф Блока, хотя Блок не давал автографов, и написанное от руки стихотворение Бродского, правда, может быть, это Рейн, а это совсем другое дело… И Ахматова… В чьих-то воспоминаниях встречалось, что Ахматова в 56-м году была неразборчива в знакомствах. «Неразборчивые знакомства – это я», – гордо говорила бабушка.

Все это было очень питерское, даже, казалось, дореволюционное. Соня с Левкой слушали бабушку, открыв рот, и чувствовали себя в ее обществе не просто Шариковыми в гостиной профессора Преображенского, а Шариковыми, еще не превращенными в людей, – они в то время так не формулировали, потому что не знали, кто это. Но ведь и Шариков не формулировал.

Фамилия бабушки была Полонская. Она писала в анкетах – «из крестьян». «Крестьяне Полонские, что это?» – удивлялась Соня. «Ах, все это никому не интересно, старый воротник, пересыпанный нафталином, из крестьян, и все тут, – утверждала бабушка. Смеялась: – Вот Соня с Левой у нас аристократы, тонкие пальцы, тонкие щиколотки, изящные удлиненные руки и ноги. А посмотрите на Аришу – чистая крестьянка, как будто в поле родилась».

Соня вздохнула:

– Я очень хорошо помню твою бабушку и деда.

– Так вот, бабушка говорила: важно соблюдать приличия, а все остальное НЕ ВАЖНО… Дед раз в месяц так напивался, что даже до своего кабинета не доходил, засыпал на полу посреди гостиной. Храпе-ел!.. И такой был запах, как будто в винный магазин бомба попала… А бабушка говорила: «Дедушка недомогает, прилег отдохнуть». И знаешь что?

– Что?