Умница

«Мама, мама, где ты?» – мысленно звала Нина. Вороша теперь свои детские воспоминания, она понимала, что жизнь их семьи на самом деле не была безоблачной. Когда она едва пошла в школу, отца сняли с должности. Нина, конечно, ничего не смыслила, ей запомнились только долгие озабоченные разговоры родителей и эти слова: «Папу сняли». Потом его восстановили, и этой истории он с Ниной никогда не обсуждал, но мама иногда, переживая за дела отца и убеждая его быть гибче, не идти напролом, восклицала: «Ты что, хочешь, чтобы тебя опять сняли?»

У отца с мамой тоже не всегда было гладко. Отец уходил из семьи, и примерно полгода с Ниной и мамой жила Нинина бабушка, которая для этого приехала из Ташкента. Нина ее знала плохо, до этого почти никогда не видела. Потом отец вернулся, и бабушка уехала обратно, в Ташкент, где у нее были другие внуки и внучки. Об этом времени мама и отец потом не вспомнили при Нине ни разу. От бабушки у них в доме остался маленький коврик узбекской работы.

Была жизнь со своими сложностями, но благодаря маме эта жизнь всегда оборачивалась праздником. Вот только праздник этот оказался недолгим: мама как будто отдала другим весь свой запас любви и радости, так что сама не смогла жить дальше.

Золотая медалистка школы, а потом блестящая студентка финансового института, Нина немного снисходительно относилась к маме, которая никогда не отличалась глубоким умом или логикой. Только теперь, пройдя через свои первые разочарования и драмы, Нина начала понимать, что ее неглубокая мама обладала каким-то своим умом и знанием – таким, какого у нее, Нины, не было и, возможно, никогда не будет.

Нина помнила обещания, которые мама взяла с нее в больничной палате. По крайней мере, одно из них она выполняла: она не оставила отца – как могла, поддерживала его – и не собиралась оставлять впредь, особенно после того, как узнала, насколько он уязвим.

Озябнув на качелях, Нина встала и пошла вон, но, пройдя пару шагов, услышала за спиной треск и грохот. Качели рухнули – целиком, вместе с прогнившими столбами.

Нина не была пугливой или суеверной, но от этого происшествия у нее в душе осталось тоскливое чувство – как будто оборвалась еще одна ниточка, пусть иллюзорная, соединявшая ее с прошлым, отчего обнажилось ее одиночество и растерянность перед лицом жизни. «Мама, мама, где ты?..»

Был день рожденья институтской подруги. Та с мужем только что переехала в новую квартиру, и по такому случаю собралась куча народу из их бывшей группы. Нина впервые оказалась на такой «тусовке» и со странным чувством вглядывалась в лица: они были одновременно и шокирующе знакомыми, и уже заметно другими, изменившимися.

Нина ни с кем не была особенно близка, но с удовольствием погрузилась в эту атмосферу общих шуток, воспоминаний и сплетен. Обсуждали, кто женился, кто развелся, кто уехал за границу, а кто, наоборот, вернулся. Жизнь поднимала и опускала людей, крутила и швыряла их из стороны в сторону – как правило, преподнося им совсем не то, на что они рассчитывали в студенчестве.

Нину здесь уважали – она была самой способной в группе, устроилась после института лучше всех. Услышав, что она из своей престижной инвестиционной компании ушла в сомнительный банк, удивлялись, а потом одобрительно кивали головами и цокали языками: дескать, понимаем, при каких ты теперь делах. Нина стала было оправдываться, сказала чистую правду: что она занимается скучной бухгалтерией и совершила всего один подлог. Это вызвало дружный хохот.

Пошли на балкон курить. Некурящая Нина вышла постоять со всеми и оказалась рядом с Алиской – известной на курсе роковой женщиной, успевшей два раза выйти замуж, еще пока они учились. В Алиске все было чересчур: слишком длинные ноги, слишком пышная грудь, слишком стильная одежда, слишком много косметики. Но, надо признать, все вместе выглядело завораживающе.

«А ты чего таким чучелом? – сказала Алиска, обдавая Нину сигаретным дымом и критически ее осматривая. – Таких юбок давно не носят. А эту кофточку ты где нарыла? На вьетнамском рынке?»

Нина была смущена. Она мало интересовалась одеждой и сама считала это свидетельством недостатка женственности в себе.

«А вообще, Шувалова, ты стала интересной девкой, – неожиданно оценила Алиска. – Тебя бы приодеть…»

Обстоятельная Нина достала блокнот и попросила Алиску просветить ее по части моды. К тому моменту, когда Алиска заканчивала вторую сигарету, Нина уже составила целый список: фасоны, марки, магазины.

Из гостей шли к метро шумной нетрезвой гурьбой. На один вечер они перенеслись на пять лет назад – туда, где у них была иллюзия общности, почти родства. Но вечер кончился, пора было возвращаться в реальный мир. Глядя на возбужденные, смеющиеся лица однокашников, Нина думала: «Хотела бы я знать, что у них в душе на самом деле. Знают ли они, как жить? Я вот не знаю…» Но такие вопросы на «тусовке» не обсуждались, их каждый решал сам.