Умница

Она сразу почувствовала его, как прежде в танце, на корпоративном вечере. Она предвосхищала его движения – она как будто сама их совершала. Но при этом каждое его движение, каждое прикосновение было удивительным, радостным открытием – чем-то, чего она ждала и жаждала давным-давно.

Спальник укрывал их тела только наполовину. Отсветы огня в печке играли на его плечах и лице. Его серые глаза казались черными.

Время остановилось, планета перестала вращаться. Вся вселенная замерла, в ней была только одна живая точка: комната в заброшенном дачном домике, где женщина по имени Нина отдавала всю себя любимому мужчине.

Она очень хотела, чтобы ему было хорошо, но хорошо было ей. Пару раз в своей жизни она была близка к тому, чтобы испытать наслаждение с мужчиной. Теперь те эпизоды были для нее бесконечно далекими и бесконечно незначительными. Все, что у нее прежде было с мужчинами, было как будто не с ней. Ее настоящая жизнь началась здесь, она только что родилась.

Его движения почти сразу вызвали отклик в ее теле, во всем ее существе. Этот отклик стал нарастать, нарастать и наконец разразился криком.

– Нина, что с тобой? Тебе больно?

– Нет…

– Ты так кричала.

– Мне хорошо…

И опять он входил в нее, опять они становились одним целым, и опять она кричала.

– Нина, я люблю тебя, – бормотал он ей в ухо в минуты их отдыха. – Я думал, что уже никого не полюблю…

– А ты не думай, – отвечала она, гладя его по голове. – Ни о чем не думай.

…Огонь в печи догорел, но в их спальнике было жарко почти до самого утра, когда забрезжил рассвет, и в дом заползла сырость.

Нина не сомкнула глаз. Когда любимый уснул, она устроилась возле него, положив голову на могучее плечо, и слушала его мерное дыхание, глядя в окно, где черная ночь незаметно уступала место пепельному утру.

У нее в голове не было ни единой мысли. Она, всю жизнь гордившаяся своим умом, как будто вообще разучилась думать. О чем ей было задумываться, если самое важное для нее уже произошло?

Солнце встало. Его луч проник в комнату – сначала высветил дальний угол, потом стал незаметно приближаться к их любовному ложу, и вот уже угрожал упасть на лицо любимому.

Нина встала, закрыла ставни.

От скрипа дерева ее мужчина наполовину проснулся.

– Что?.. Сколько времени?

– Еще рано, спи, – успокоила его Нина и поправила спальник, который сполз с его широкой спины.

Мужчина повернулся на бок и опять погрузился в сон.

Нина выскользнула из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь. Нужно было приготовить завтрак, привести в порядок одежду любимого, которая помялась и испачкалась во время их давешнего бегства.

Нина вышла из дома, присела на крыльцо. С улыбкой на лице она приступила к тому, что очень давно хотела сделать. Накануне, покупая на вокзале кое-что в дорогу, она прихватила банку сапожного крема и щетку. Крем был неважный, но, по крайней мере, он не вонял так, как гуталин ее возлюбленного. С гуталином было покончено – отныне она собиралась сама ухаживать за обувью своего мужчины.

– Нина, ты, что ли?

Сосед из-за забора с интересом смотрел, как она намазывает кремом мужские туфли.

– И Евгений здесь?

– Нет, папы нет, – ответила Нина.

Сосед был заинтригован.

– А кто это с тобой?

Нина улыбнулась:

– Муж.

Сосед вздохнул:

– Поздравляю. Вот и ты уже большая, Нинка. Когда это вы все успели вырасти?

Нина сидела в комнате, переводя взгляд со спящего мужчины на часы.

Наконец стрелки показали десять.

Вот и все. По правилам конкурса, все заявки, поступившие в комитет на этот момент, считались принятыми к рассмотрению. Вместе с другими, пакет документов от «Градбанка» в этот момент подшивался и скреплялся печатью. Никто, даже сам директор, уже не мог этого изменить.

Дело было сделано. Охота на Самсонова закончилась, он победил.

Нина тронула его за плечо.

– Милый…

Он открыл глаза, сладко потянулся, улыбнулся.

– Нина…

Он протянул к ней руки:

– Иди ко мне.

Его взгляд упал на циферблат.

– А сколько времени?.. Черт, уже десять!

Самсонов вскочил.

Нина смотрела, как он торопливо плещется у умывальника, натягивает брюки и сорочку.

– Завтрак на столе, поешь.

Он подошел, обнял ее.

– Нина, прости, мне надо убегать. Ты со мной?

– Нет-нет, я останусь, мне тут еще прибираться.

– Прости… – Он поцеловал ее. – Клянусь: как только освобожусь, я тебе позвоню.

– Конечно. – Она улыбнулась, погладила его по щеке.

Сунув ему в карман бутерброды, она проводила его до дороги, где можно было поймать машину до станции.

Он склонился над ней.

– Ты не подумай… Я, как только освобожусь, …

Она привлекла его к себе, поцеловала.

– Иди.

Самсонов поймал машину.

Нина, по-бабьи скрестив руки под грудью, смотрела, как уезжает ее любимый.

Она сидела на крыльце дома, в котором прошло почти каждое лето ее детства, а теперь состоялось главное событие ее жизни.

В природе сиял еще один, возможно, последний день бабьего лета. Нина щурилась, подставляя лицо ласковому солнцу.

Она не знала, что будет дальше, и не хотела задумываться. Какие у них будут отношения с ее любимым, и будут ли вообще какие-то отношения? А может быть, эта ночь останется единственной?