Умножающий печаль

— Она всегда считала тебя противовесом дурному влиянию Кота. Предполагалось, что ты являешь фактор сдерживания и здравомыслия. Все чепуха…

Серега тихо засмеялся.

— Ты чего? — поинтересовался я.

— Вспомнил, как Люда нас обоих с Котом вышибла…

— Почему? — удивился я.

— Да мы пришли к ней деньги занимать, а она нам перчит мозги какой-то невыносимой патетикой. А про тебя, ну и про себя, естественно, она сказала с тяжелым вздохом: «За спиной каждого преуспевающего мужчины стоит очень усталая любящая женщина». Я, конечно, в расчете на деньги промолчал, а Кот, конечно, ответил: «Точно! Голая, очень костистая и с косой в руках!» Ну, Люда и сказала нам ласково: «Пошли вон отсюда! Оба!»

Мы засмеялись.

— Давно было, — сказал Серега. — Ванька еще был пацанчик. Кот для него был фигурой культовой…

— Ну да! — усмехнулся я. — Если учесть, что, собираясь к нам, Кот отбирал у тебя офицерские погоны, кобуру, кокарды и дарил Ваньке…

— Погоны были старые, кобура пустая, — вздохнул Серега. — А вот золотую медаль чемпиона он подарил Ваньке настоящую, собственную…

Интересно, Верный Конь забыл? Или, наоборот, мне намекает?

— Да, Серега, я помню это. Я помню, как на мой тридцатник Кот на банкете вручил мне свой орден Октябрьской Революции.

Серега кивнул:

— Это был знаменитый праздник, и подарочек Кота ничего выглядел — эффектно… Ты ему через пару месяцев отдарил «БМВ». Помню…

— Ну, на этой «боевой машине вымогателей» Кот недолго наездил — расколотил ее вдребезги, расшиб на мелкий металлолом…

— Это не важно, — усмехнулся Серега. — Ты ведь тоже дареный орден не носишь. Смешно сказать, я тогда очень переживал — мне-то вы таких подарков не дарили…

Я искренне удивился:

— Верный Конь, неужто ревновал? Завидовал?

— Нет, не завидовал, — помотал Серега головой. — Никогда. Ценность самого подарка — чепуха, ничего не значит. Важно душевложение в подарок, на твоем языке выражаясь — инвестиция чувства.

— А! Чего там сейчас вспоминать! Нет давно этих подарков, и чувств не осталось…

— А сами мы, как шары по бильярду раскатились, над лузами повисли, друг друга боимся, приглядываемся — у кого кладка лучше. — Серега махнул рукой и спросил: — А сколько Ваньке сейчас?

— Тринадцать. Через пару лет пошлю в Англию…

— Что-то ты задержался, — усмехнулся Сергей. — Я смотрю, дома учиться стало неприлично.

— Нормальная мечта нищих дураков. Ни один из студентов, отправленных Петром в Европу, не вернулся домой.

— А Ванька вернется?

— А куда ж ему деваться? — засмеялся я и показал рукой за окно: — Вот всем этим ему предстоит владеть и управлять лет через двадцать.

Кортеж резал автомобильную толчею на запруженных улицах Москвы, выскакивая на резервную полосу и встречное полотно движения в затеснениях и пробках. Серега нажал кнопку на панели — звуконепроницаемое стекло плавно поднялось, отъединив нас в салоне от телохранителя и шофера.

— Ты не хочешь рассказать обстоятельства вашего боя с Котом? — спросил Сергей.

— Нет! — отрезал я и, помолчав, добавил: — Это никакой не секрет. Но если я тебе начну объяснять все с самого начала, получится глупая длинная сплетня — «ты сам виноват!», «а ты меня не слушался!», «а ты меня предал в беде!». И конца этим взаимным препирательствам не будет никогда. Эти разговоры не объясняют ничего по существу.

— А что объясняет?

— Дремучая и вечно свеженькая сказка о двух медведях в одной берлоге… Кот не понимал, как быстро и решительно меняются времена. Он думал, что этот развеселый разбойный бизнес, когда вся страна стала огромным беспризорным Эльдорадо, когда миллионы просто валялись на земле — нагнись и подбери или силой отними, — вот он и думал, что это будет всегда…

— А ты?

— А я знал, что так не будет, и пытался заставить его делать то, что я говорю. А он плевал на меня и беспредельничал как хотел. Конец известен, — неожиданно для самого себя сказал я с досадой и горечью.

— Кот считает, что это ты его сплавил в зону, — заметил Сергей.

— Вольному воля, — развел я руками. — В нем бушует чудовищная энергия заблуждения. И она заведет его далеко…

— Мне все равно надо знать подробности. Без этого не оценить степень и направление опасности.

Я махнул рукой:

— Надо оценивать ситуацию в целом, подробности тебе не помогут. У тебя, к сожалению, неверный настрой…

— В смысле?

— Ты, разыскав Кота, ни в чем его не разубедишь и не уговоришь. Рассчитаться со мной — главная и единственная сверхценная идея его жизни. Глупо, конечно, но это так…

— Сделай милость, не ряди Кота Бойко в графы Монте-Кристо, — усмехнулся Ордынцев.

Я устал. Откинулся, прикрыв глаза, на подушку лимузина. Никто ничего не понимает. Сказал терпеливо:

— К сожалению, жизнь проще и страшнее беллетристики. Сейчас Кот опаснее Монте-Кристо…

— Але-але, только без паранойи! — замахал руками Серега.