Умножающий печаль

— Я отдаю себе отчет, Анатолий Борисович, что мы смотрим на очень многие вещи по-разному… Но существуют вещи, ради которых мы должны сохранять хотя бы деловую корректность. Нет, Анатолий Борисович, нам с вами клятвы в дружбе не нужны, но простая лояльность предполагает… Да, Анатолий Борисович, я могу приехать к вам, чтобы решить раз-навсегда эти вопросы. Назначайте, пожалуйста, срок… Хорошо, я буду звонить после вашего возвращения из Вашингтона.

Сашка положил трубку и с огромной душевностью сказал вслух:

— Ох, этот Чубайс клятый!

Я молча смотрел на него — мое участие в разговоре, естественно, не предполагалось, моими репликами и мнением никто не интересовался, да и не знал я, о чем они так сердечно грызлись между собой. Хорошо, что они говорили по радиотелефону, иначе никакие провода не выдержали бы — сгорели от напряжения в их деловом дружелюбном разговоре.

— О чем мы с тобой говорили? — вернулся ко мне с поля боя Серебровский.

— Ты знаешь вице-премьера Фатеева? — спросил я.

— Знаю. Правда, он уже давно не вице-премьер…

— А чем он занимается сейчас?

— Черт его знает! Возглавляет какой-то общественный фонд, — равнодушно сказал Сашка. — Можем сейчас же узнать. А зачем он тебе?

— Мне-то он ни к чему, но я получил на свой запрос любопытную справку из Интерпола. У моих коллег нет реальных доказательств, но они допускают, что миллионы Смаглия могли притечь из ловких ручек Фатеева. Из казны, естественно, но с ведома и согласия Фатеева…

— Действительно любопытно, — с интересом посмотрел на меня Серебровский поверх очков.

— Ты такую возможность допускаешь?

— Я любую возможность допускаю, — сказал Серебровский. — Наши чиновники — люди отчаянные. Остановить их нельзя — они уже полностью в восторге от своей безнаказанно-сладкой недозволенной жизни… Прошлое свое они продали, предали и чертям передали. Души нет, прощения не будет. И завтра никакого нет — там ад. Остается черный нал сегодняшнего дня, на закраине бытия…

— Я и не догадывался, что ты такой моралист, — усмехнулся я.

— Я не моралист. Я — трезвый, объективный наблюдатель…

— И участник, — добавил я.

— И участник! Мне иначе нельзя — мигом задницу отвинтят, — засмеялся Сашка. — Возвращаясь к Фатееву… Я его хорошо знаю. Если у вас нет реальных доказательств, очень хороших, надежных документов — все это разговоры в пользу бедных…

— Пока доказательств нет, — согласился я. — У Интерпола — список из двенадцати компаний, зарегистрированных в Ирландии, на Кайманах, Антигуа, где осели деньги.

— Ага, все понятно — оффшор! — махнул рукой Серебровский. — Оффшорные банки вам не дадут информацию. Получите от мертвого осла уши… Да и денег там скорее всего уже нет.

Мне почему-то показалось, что Серебровский сказал это с облегчением.

— Посмотрим. Мои ребята сообщают мне, что Фатеев был тесно связан с «Бетимпексом». И будут копать дальше.

— Я это приветствую, но…

В этот момент раздался звонок внутренней связи, и спикерфон голосом секретарши Нади оповестил:

— Александр Игнатьич, звонит ваша мать…

— Скажите ей, что я попозже перезвоню ей.

— Извините, Александр Игнатьич, но Нина Степановна настаивает, она говорит, что это очень срочно…

— Она здорова?

— Да, я спросила. Она говорит о каком-то очень срочном и важном деле…

Она явно взволнована…

— Хорошо, переключите на мой аппарат.

На пульте что-то пискнуло, моргнула зеленая лампочка, загорелась красная, Серебровский сказал в микрофон:

— Здравствуй, мама… Да, мама, ты знаешь, что я всегда занят… А что, собственно, случилось? Какой собес? Что-о? Кот Бойко? А ты? Ладно, я сейчас к тебе приеду… — Он положил трубку, встал с кресла, в голосе звенела тревога: — По-моему, у меня неприятности. Поехали!

Окружают

В Теплом Стане, на улице Огурцова, неподалеку от дома Лоры стоит старая «шестерка», на которой несколько дней назад прибыл сюда ночью Кот Бойко. С капота и багажника — вплотную — она замкнута двумя поисковыми машинами «Конуса». На пассажирском сиденье «шестерки» восседает Павлюченко, допрашивающий перепуганного водителя. Сзади — еще двое тяжелых мордоворотов.

— А потом?

— Ну, расплатился он… Ничего не скажу — хорошо заплатил, широко…

— Значит, щедрый тебе достался клиент? — ласковым голосом, ничего хорошего не предвещающим, спрашивает Павлюченко.

— Да поверьте, мужики, я ж все по правде говорю, как было… Взял он свой сидор и попер вон в тот подъезд… — Левак уверенно показывает на дверь, за которой Кот пережидал, пока он уедет.

— Что он говорил?

— А ничего! Шутил, небо, говорил, увидим все сплошь в якутских алмазах…

— Он известный шутник! Так ты наверняка говоришь, что он в этот подъезд вошел?

— Да клянусь! Сами подумайте — ну зачем мне врать? Я еще ему сказал, мол, давайте помогу, суму поднесу, а он смеется — вон, уже приехали.

— Попробую поверить, — зловеще говорит Павлюченко. — Потому что если ты нам наврал, мы к тебе домой поедем. Ребята у меня обидчивые, нервные! Они тебе таких звиздюлей навешают, что у тебя башка как купол планетария станет…

Павлюченко вылезает из машины, к нему сразу же присоединяются экипажи поисковых машин.