Умножители времени (СИ)

семьсот двадцать восьмого года, ему нужно, крайне важно было быть на даче и

вместе с лекарем Иоганном, присматривающим за телами, да и всем

34

хозяйством, собирать апрельскую росу. Но что-то мешало ему сделать

операцию, и он вернулся в Глинки. Ехал он от Петербурга до Москвы с

хорошими мыслями, что вот готов, совсем уже готов его новый дом, любимое

детище - усадьба, и будут они с Марфой там жить дружно и счастливо. Мысли

были хорошими, а на подъезде к Москве заныло сердце. Почувствовало утрату.

Её, жены, уже нет на земле четвертый день, она в земле, а накануне были

третины. Гонца, мужика местного, сразу послали за Брюсом, да где-то

разминулись. Яков Вилимович весь день пробыл на могиле, казнился, винил

себя. Но поделать уже ничего не мог. Нет! Нет! Его пронзила мысль: "Это

судьба взяла с него Плату за спасение, возрождение двух других жизней,

дочерей". Он будто услышал голос жены из могилы: "Езжай! Спасай!

Умоляю!"

Как подброшенный, вскочил он в коляску и менее чем за двое суток

доехал до дачи. Опешившему Иоганну велел готовить инструменты.

Каждую из дочек требуется прооперировать в течение не более получаса.

Серьезной операции на сердце с одновременным вскрытием черепной коробки

организм человеческий выдержать не сможет. Нет пока у Якова такой

возможности. Да, тела законсервированные, будто неживые. Но суть его метода

- встряска головного мозга и сердца практически одновременно с

энергетической поддержкой. Значит в сердце, точнее в предсердие - укол, но

сначала вены освежить кровью с росой. В какой дозе? Это "узкое" место... И

ещё есть одно самое сложное при манипуляциях в мозгу. Яков Вилимович

поставил перед собой на подоконник склянки с росой. Темнеет, нужно

торопиться. Иоганн на столе уже готовит первую девочку, разложил все

инструменты, материалы, порошки и бальзамы. "Сколько?..." Две, три или

четыре склянки влить? У Парацельса неясно по поводу дозы изложено. Имя-то

какое чудное: Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм. Пять склянок

и возьму! Да, этот гениальный Бомбаст "взорвал" всю древнюю медицину.

Многое там пересмотрел. Но, главное, ввел в медицину химию и алхимию! И

35

энергию тонкого мира! Он называл её "внутренней звездой". Мысль становится

материальной. Да, надо "вселить" и в мозг, и в сердце разум и душу.

На подоконнике в углу истерично билась бабочка, мешала Брюсу

окончательно сосредоточиться. Вдруг эта бабочка сложила крылья и замерла.

Умерла? Яков нахмурил брови так, что складка-трещина на лбу у переносицы

стала горячей. "У древних греков душа явлена в образе бабочки или крылатой

девушки. Эх, что же ты...". Но вот крылья бабочки вздрогнули, и она их

расправила, вспорхнула и вылетела в окно.

...Вот и все. Операции закончены удачно! Есть дыхание, сердцебиение,

циркуляция крови. То, что его "принцессы" будут теперь жить, Яков почти не

сомневался, а вот сколько лет. Авиценна считал, что при постоянной

"подпитке" росою организм будет функционировать нормально до 300 лет, но

Агриппа советовал ещё постоянно "зажигать световую искру", творящий мир

импульс, творческую способность воображения, чувствующую вибрацию

далеких звезд. У розенкрейцеров герметика была удачно замешана с иудейской,

египетской, эллинской и восточной философией и мистериальными культами.

Но они тайны сии держат в строжайшем секрете!

Пройдя по парадной аллее метров сто, граф развернулся и пошел обратно.

Он вновь любовался своим домом. Напоминает римские палаццо пятнадцатого

века. Южный фасад с двухъярусной лоджией. Нижний этаж украшает

рустованная аркада. Верхний украшен спаренными колоннами коринфского

ордена. Боковые части в виде эркеров - ризалитов выступают вперед. Вон

любимый балкон с пилястрами. А вон в замковых камнях над окнами

демонические маски. Берегут дом от всяческого зла.

Вошел в дом, в свой просторный кабинет. Прилег на софу. Взгляд

блуждает по стенам, мебели, будто отыскивая некую подсказку. Граф

прикрывает глаза на несколько минут, снова открывает... Огромный

письменный стол, пустой сейчас, пустые и книжные шкафы вдоль стен. "Будто

приготовленные на казнь. Ждут приглашения". Он позвонил в колокольчик.

36

Вошел слуга Никита, рослый, сорокалетний, сутулый мужик с грустным лицом,

чем-то повторяющим морду любимой лошади Петра - Лизетты. Яков

Владимирович обожал лошадей. Конюшня в усадьбе - на зависть. Старых кляч

граф усыплял сам, препарировал, делая лекарства, бальзамы, вытяжки,

особенно из лошадиных костей. Народившихся и молодых жеребцов тоже

использовал. Никита служил у него уже двенадцать лет. Преданный, толковый

и расторопный.

- Через час подавай. Накрывай в столовой... И не забудь... впрочем...

ступай.

Слуга направился к двери. Барин смотрел на его руки - ловкие, крепкие.

И все же... сможет ли? Ведь не дровосек и не мясник.

- Постой, братец. Скажи-ка, испытания делаешь? На моей гильотинке?

Не забудь: у тебя на все про все не более двух минут! И абсолютное

спокойствие. Завтра ещё раз проверю. И не чучело, а приготовь-ка к экзамену

крупного кабанчика.

Когда слуга ушёл, Яков достал один из трёх оставшихся фолиантов,