алхимии, созерцанию звездного неба в телескоп, всегда оставались крохи
времени. Он был вынужден красть их у сна. Он завидовал Ньютону, другим
европейским ученым. Да, Исаак возглавил Монетный двор Англии, и он, Яков,
возглавил Монетный двор в России, но для Ньютона это была "единственная
дельная забота", а для него одно из множества дел и поручений царя. Самый
счастливый и свободный для науки год - год его пребывания в Англии во время
Великого посольства. Как много он дал, этот год! И как потом много пришлось
заплатить за вольный воздух Европы! Петр I "вздыбил" Россию и все "гнал-
гнал своих коней", все подстегивал. И коней, и друзей-сподвижников.
С удовольствием вспоминались несколько лет исследовательской работы
в Сухаревой башне, его малой "державе", его "вотчине". Первые годы жизни в
Глинках снова вернули воздух свободы, и можно было в полную меру
отдаваться творческим изысканиям, но смерть жены, дорогой Марфы
Андреевны, да и прожитые годы отняли привычные для Якова силы,
24
необходимые для его "полной меры". Сегодня как раз година смерти - семь лет
как нет Марфушки. Тяжело.
После смерти Петра Алексеевича, матушка Екатерина, ставшая
императрицей, уважила просьбу Якова Вилимовича "удалиться от службы",
дала ему чин фельдмаршала и лестную государеву грамоту: "...к пользе
российской во всех обстоятельствах ревнительный рачитель и трудолюбивый
того сыскатель...". И пенсион, достойный заслуг и звании
, был величайше
пожалован.
...На улице поднялся ветер и низкое, но широкое окно полуподвала
открылось немного, заставив колыхнуться огонь свечей. В двух огромных
колбах, стоящих на большом дубовом, почерневшем от влаги и старости,
изъязвлённом химическими реактивами столе, отобразилось лицо графа,
искажённое выпуклыми стеклами и раздвоенное ими. "Трещины" на
переносице и подбородке усиливали эффект раздвоения. Эти "трещины"
присущи были лицу графа с молодых лет, но вот одрябшие щеки обвисли лишь
в последние годы. Ледяные, чуть на выкате глаза, были тревожными, с
нависшими веками, и вместе со щеками делали лицо фельдмаршала
беспокойно-сердитым. Да, Яков Вилимович был беспокоен и сердит на себя.
Он чувствовал истечение жизненных сил. Чувствовал страх. Чувствовал
приближение смерти. Но он и ждал её! Ждал, чтобы сделать главный, может
быть последний опыт в своей жизни! А страх мешал! Страх не от того, что
жизнь закончилась, а от того, что сможет ли он в очередной раз сделать так,
чтобы жизнь возродилась. На сей раз его собственная. И он ходил, все
спускался в свои подвалы, где всегда искал и находил Источники и Места
Силы. Не боялся он ни раздвоений, ни "раздесятирений", сам ведь много раз
проделывал такие штуки с раздвоением и отводом глаз. Была, была в нем эта
волшебная энергия и чудотворная сила. Но любой колдун делается стариком.
Зачем глупые люди изображают в своих сказках колдунов стариками? Старый -
мудрый, но слабый. А раньше проделывал, ей-ей, много было проделок. Много
25
эпатировал, на публику, специально... Грешен! Чаще, конечно, по делу, когда
надобно... Бывала и надобность создавать вокруг себя и своего имени легенду
средневекового колдуна.
Яков Вилимович сидел неподвижно, почти не мигая. Только тонкие
кривящиеся губы шевелились иногда беззвучно. А бывало слова всё же
выходили наружу. Вот сейчас он довольно внятно произнес: "Я всегда имел
несчастный характер, слишком мягкий, слишком противоречивый. Сильным я
был только для дела, для России, для моего Петра". Граф достал трубку с
длинным мундштуком, изготовленную мастером-голландцем по его
специальному заказу. Заправил её сухой травкой с табаком по своему рецепту.
Травки эти особые и табачок очень качественный ему доставляли с Востока,
ближнего и дальнего. Взял в руку свечу, прикурил от её огня. Сладкий туман
повис в лаборатории. Мысли постепенно успокаивались, стали
доброжелательными к хозяину. Кольца дыма поднимались вверх, расширялись,
переплетались друг с другом. Их пронизывали лучи только восходящего
солнца. Генерал удовлетворительно отметил, что эта комбинация, кольцево-
радиальная геометрия - план устройства земного, подземного и надземного. По
такому его плану после пожара одна тысяча семьсот тринадцатого года начали
отстраивать Москву. Так надобно прокладывать дороги и под землей. Такой он
сделал структуру подземелий в Сухаревой башне и здесь у себя в Глинках. В
этом лабиринте бродить мог лишь один он. Все-то думают, что он строит эти
хитроумные длиннющие подземелья, чтобы что-то прятать в них или общаться
с Нечистой силой. Вот поговаривают, что моя пресловутая "Черная Книга"
спрятана в подземном тайнике. Глупцы! Я лишь строю Источники и Места
моей Силы. А на земле тоже они есть... Эх, построить бы дом Учености на
Воробьевых горах! И выше Сухаревой... И из-под земли к небу!
Яков медленно встал, опираясь на палку и стол, оглядел комнату. Вот
горн для плавки металлов и нагревания составов. Давно скучает, дружок мой.
Вот вытяжной шкаф, вот шкафы с химической посудой и реактивами.
26
Прощаюсь, прощаюсь... По полу, по стенам, по шкафам и столу ползли лучики