Умный, наглый, самоуверенный

— Что такое? — разозлился Авилов. — Кетчуп пил? За опохмелом?

— Какой там. Не до того. У меня к тебе разговор.

— Не сейчас. Сейчас поедешь со мной в трампарк. Хрипуна изувечили.

Гонец, долговязый молодец с гниловатыми зубами, присвистнул.

Глава 5 Приличный, без примет

По дороге Гонец рассказал, что никто его не забирал, он сам скрывался у сестры в деревне после звонков с угрозами.

— Я в Казахстан фуру вести не могу, — закончил он свои жалобы. — Они меня сковырнут. Они номер знают.

— Где ты засветился?

— Только если через ментов. Больше негде.

Они обнаружили небольшой магазин с вывеской «Табаки» и, оглядев улицу, зашли внутрь.

— Есть трубочный табак?

Продавец, полный парень с пятнистым, как от спида, лицом и проколотым серьгой ухом, выложил две упаковки. Авилов взял одну и медленно поднес зажигалку. Глаза у парня забегали. Упаковка вспыхнула, табак начал тлеть.

— Не понял. Сначала заплати, — сказал парень.

Авилов резко вскочил на прилавок и двинул ему ботинком в челюсть. Гонец заломил руки назад, вдвоем они заволокли парня в подсобку и швырнули на пол.

— Ты что, мудило, взрывчаткой торгуешь? — Тот тупо помотал головой.

— Продал упаковку со взрывчаткой, урод?

— А я знал, что там? Он сказал, сюрприз для друга к дню рождения. Хорошо заплатил. С виду приличный. Я думал — ну там хлопушка детская в нашей упаковке. Порошок подсыпал, я не видел какой.

Авилов дал продавцу пинка в бок.

— Приличный? Где ты видел приличных, мудак? Рассказывай, как выглядит. Живо.

— Никак не выглядит. Неприметный, одет хорошо, среднего роста. Никакой. Светлый, худой. Лет сорока или больше. Курит «Парламент». Друга описал. Я его знаю, постоянный клиент.

— Ненавижу тупых, — объявил Пушкин. — С тупого какой спрос? Никакой. Он целый город покалечит и скажет: «А че я сделал-то? Меня приличный попросил и деньги заплатил». Свинья жирная. Дальше своего корыта не смыслит. — Он еще раз с ненавистью лягнул в бок лежащего. Вставай работать, тебе сейчас много придется работать. Пенсию выплачивать будешь. Сделал инвалида, плати.

Они вышли из магазина молча. Авилов свистел, смотрел на небо, потом с яростью пнул по пустой банке. А дальше что?

— Я не поведу фуру, — объявил в машине Гонец.

— Поведешь. — Авилов хмуро пережидал трамвай, потом начал непрерывно сигналить, создавая нервозность на проезжей части.

— Митяйка — раз, Хрипун — два.

— Поэтому поедешь. Возьмешь кого захочешь из ребяток. Возьмешь оружие. Денег для ментов побольше. Это уже вопрос принципа. Иначе нас закроют. На паперть пойдешь с бабушками.

— Я-то? — Гонец сощурился. — У меня профессия есть и классность.

— Что ж ты автобус не водишь, со своей классностью? Утрись и води автобус. Так и семью заведешь, будешь серьезный отец семейства. Девок забросишь, по воскресеньям участок начнешь вспахивать. Только водку глушить будет не на что — жена морду поцарапает.

— Автобус! Автобус — средство передвижения, а в гробу не поездишь. Это тебе, Пушкин, жизнь человеческая — тьфу, лишь бы капусту рубить, а мне пока есть разница, живой я или трупак. Останови, я здесь выйду.

— В понедельник в шесть утра отправишься. Ключи у Левши, деньги тоже.

Он ехал к «Старому роялю». Желание послушать старинное пение на мертвом языке усилилось. Где искать этого приличного без примет с «Парламентом»? Надо взять с собой в больницу Катю, если согласится. Кафе пустовало по-прежнему, Катя все еще ходила с покрасневшим носом. Он заказал ей мартини и усадил к себе за стол.

— Кать, представь, что ты в девятнадцать лет выскочила замуж без любви. За хорошего пожилого человека, лет на двадцать старше. У вас родилось двое детей. Ты живешь без печали, ездишь на Кипр, в доме все есть. Муж у тебя — мил человек, тебя любит. Вдруг, после десяти лет брака, ты обнаруживаешь, что он тебе изменяет с молодой девицей, моложе тебя. Твои действия?

— Я бы прогнала. — Катя ответила не задумываясь.

— Да, ты, брат, романтик… — Авилов, откинувшись на стуле, улыбнулся. — Для официантки в ресторане ты что-то того… слабонервная. А теперь представь, ты его прогнала, а он утонул.

— Тогда… Тогда я бы в него влюбилась. Посмертно.

— Как же так? — удивился Авилов. — Живого не любила, а?..

— От чувства вины.

— А представь, что он ожил, ну там, случайно спасся, когда уже никто не ждал, и вернулся к тебе?

— Обрадовалась бы, и стали жить-поживать.

— Он же не изменился.

— Ну и что? Я бы изменилась. Я бы пережила смерть. — Катя волновалась и царапала ногтями полировку стола.

— Успокойся, — он подождал. — Съездишь со мной в больницу к Хрипуну?

— С тобой? Да. Только вот… Сережа меня к тебе ревнует.

— Ты с ним живешь?

— Еще думаю. Он время от времени с катушек съезжает — то хочет в Чечню по контракту, то к Грише-банкомату ходил наниматься. Деньги все, все деньги. Я маме говорю: ты чем в жизни занималась, социализм строила, а теперь денег нет зубы запломбировать, а она отвечает, что, мол, и мои дети когда-нибудь вырастут и вместо благодарности ткнут мордой. Я думаю, она права, — Катя вздохнула, — родятся, вырастут и скажут — ну и что вы делали, только бабки, как бешеные, заколачивали?