Через полмесяца истекало время отсрочки. Разумеется, будет назначено место и время передачи суммы в обмен на документы, но эта сделка не гарантировала ничего. Наоборот, он становился дойной коровой. Оставалось одно — убирать мерзавца, но этого-то Авилов как раз и не хотел. Брезговал. Он был уверен, что всегда найдутся и другие способы убедить, нужно лишь, чтобы автор попал ему в руки. А автор всячески постарается избежать встречи. Если это пресловутый теткин кавалер, ублаживший бабушку с девушкой, то он, хоть и тонкая штучка, но по женской части и смерти не достоин, достаточно будет попортить внешность. Но и эта идея не грела душу Авилова. Он не мясник вроде Комара. Ну будет одним уродом больше, а это не есть решение проблем. От трупов и уродов пользы мало, почти никакой, предпочтительней живые и здоровые — дань собирать.
Парализовать мошенника следовало, но каким способом? Зависит от того, с кем имеешь дело. В конце концов, можно принудить дать расписку, что это автор должен Пушкину требуемую сумму и взыскать по ней.
Авилов никак не мог нащупать противника. Он у него в голове то раздваивался, то разбегался на три разные персоны. Допустим, это — Юлькин ухажер и шантажист, зачем ему впридачу тетка Нюра? Хотел обойти тетку Нюру, договориться, надеялся, что та — вовсе дура. Не вышло окольным путем, наехал прямо. И так умеет, и так не боится. Многостаночник, твою мать. Юльке шантажист ничего не рассказывал, действовал через Гошу. Покупал информацию у мальчиков, а уже те, чтобы на нем заработать, пристроили в его дом девицу. Девица слабовменяемая, доверять дела ей нельзя, это само собой…
Если вспомнить его поведение в подвале, то если что и настораживало, так это стойкое сознание правоты. Картина была — «Допрос коммуниста». Как будто так и надо — делать гадости с чувством собственного достоинства. Но вот вопрос. С чего он вообще к нему прицепился? Что-то уже знал, выбирая себе мишень, а откуда? Опять Левша насолил? Или Сергей из-за Кати? Вначале было что? Он приготовил партию продукции «Римека» и ожидал неприятностей с рынка товаров и услуг. Нанял Юлю, приехала Ира, тетка обзавелась кавалером. И приступил к делу Левша… Не иначе — магнитные бури или чего-нибудь на Солнце, пятна какие-нибудь… Существа-то кругом биологические. Если все стартанули в одно время, то в природе нарушен баланс. Выброс какой-нибудь. Чтобы двуногие быстрей друг друга извели, и снова все стало тихо. Люди — аномалия жизни. Мозги заведутся — атомную бомбу смастерят. Приготовятся к смерти, чтобы никто не забывал, что тут не медом намазано.
— Юля, — он позвал свою домашнюю аномалию. — Юля, вот скажи-ка мне одну вещь. Ты в ресторан к Гоше заходила какого числа?
— Я? — удивилась Юля. — К Гоше в ресторан? Я в этот ресторан и в ошейнике не пойду.
— А Сергей, его приятель, говорил, что ты туда заходила, а потом у Гоши уличные ботинки пропали.
Юля села на стул и сложила руки на колени:
— Александр Сергеевич, вы нарочно меня изводите? Например, зачем мне его ботинки? Вы это так намекаете на часы и деньги, да? Что я воровка, да? Но я даю вам честное благородное слово. Святой истинный крест, могу есть землю из горшка, я ничего не брала.
Он попросил проволоку купить, отмотал немного, остальное вернул, но это и не в ресторане было, а в парке встретились. И если они говорят, что я ботинки унесла, то пусть их черти жарят на сковороде, я только порадуюсь.
— Не завидую я, Юля, твоему мужу… Если тебя заловят с членом во рту, ты поклянешься, что это зубная щетка… Хочешь сказать, что не выпускала маньяка?
— Ну и зачем он мне понадобился, маньяк?
— Так ведь это и есть твой Павел Иванович, которого ты так любишь…
— Он что, стал маньяком? — ужаснулась Юля. — Нет, я вам не верю. Вы это нарочно, чтоб его уничтожить в моих глазах.
— Странно, — лениво отозвался Авилов. — Я думал, ты знаешь. Он не маньяк, конечно, я пошутил. Он женщин не убивает. А просто меняет как лошадей. То на одной поездит, то на другой. Какая ему удобней, ту и берет. Ухаживать он умеет, сама говорила. А чего, собственно, ухаживать? Дуй в уши про любовь, расстегивай штаны и делай свои делишки. Сойдет.
— Как же я могла про это знать? — с горечью произнесла Юля. — Если это так, то он что, мне скажет, что ли?
— Ну вот я тебе сказал.
— Ты сказал, а ребенок уже есть. Ходить скоро научится.
— Не смей мне тыкать, Юля. Я этого не люблю.
— И лучше бы ты мне этого не говорил…
— Ты слышала, что я сказал?
— А? Слышала, не старуха. Но лучше бы ты этого не говорил… — Юля поднялась и вышла из комнаты. За весь вечер она даже звука не издала. В пол-одиннадцатого Авилов постучал в ее в дверь.
— Мы можем поговорить спокойно? Я приготовил ужин, пойдем. — Юля молча села за стол, но к еде не притронулась. Он тоже только подливал себе сок. — У тебя отец пил?
— До полусмерти.
— Ты единственный ребенок?