— Если бы я этого не сделала, то плакала бы за всех нас весь день, — её серьезное выражение смягчилось, и она потянулась к нему во второй раз, скользя пальцами по его подбородку, к виску и в его спутанные волосы. — У тебя цветы в волосах, — сказала она. Нежное веселье вместо отвращения прозвучало в ее голосе.
— Это потому, что они растут из моей головы. Вместе с парой рогов.
— По крайней мере, это не розы, — её улыбка увяла, когда ее пальцы продолжили свой путь по его волосам, обратно к лицу, по переносице, далее по скуле. — Это больно?
Он покачал головой:
— Нет.
Шрамы так сильно пульсировали и горели во время потока, что ему повезло, что он не попытался сорвать лицо с черепа. Теперь они были единственными вещами на нем, которые не болели.
Луваен наклонилась вперед и накрыла его рот своим. Возможно, она не проявила к нему ни капли жалости, однако она безгранично отдавала ему свою преданность, даже сейчас, когда он был скорее лесным существом, чем человеком.
Она запечатлела последний поцелуй в уголке его рта, прежде чем подняться. Его руки зарылись в складки ее юбок в бессознательной попытке удержать ее.
— Я вернусь со всем, что тебе нужно для ванны, — Баллард моргнул от скорости, с которой ее нежный взгляд стал суровым. Она угрожающе ткнула в него пальцем. — Даже не думай снова запирать дверь.
Баллард смотрел ей вслед: воспоминание о ее прикосновении запечатлелось на его лице. Он задавался вопросом, насколько изменилась бы его жизнь, если бы столетия назад он был помолвлен с Луваен, а не с Изабо. Он ухмыльнулся, поднимаясь на ноги. Одно было ясно наверняка: Гэвин не был бы блондином.
Запах еды привлек его урчащий желудок. Он слишком плохо себя чувствовал, чтобы есть в первый день, когда Эмброуз и Гэвин забрали его из камеры, и слишком истощен вчера.
Он поднял свой плащ и набросил его на плечи. Магда уже видела его в худшем виде: грязного и не соображающего, свернувшегося калачиком, когда он корчился в агонии и изрыгал кровь и желчь на ее туфли.
Она только погладила его по спутанным волосам и принялась смывать с него грязь. Она надела на него чистую одежду, подстригла когти на его лапах и уговорила заползти на тюфяк, который приготовила перед камином.
Хотя этот поток был самым тяжелым, это был один из нескольких подобных эпизодов, и стойкая экономка ухаживала за ним без колебаний.
Только она из всех женщин в замке видела его после приступа. Джоан и Кларимонду всегда изгоняли в другую часть замка, пока он выздоравливал. Они были свидетелями только последствий проклятия, шрамов, которые медленно покрывали его и превращали из человека в монстра. На этот раз его уродства были намного хуже, и он не был заинтересован в том, чтобы услышать сдавленные вздохи шока или ужаса, если они его увидят. Лучше всего было оставаться незамеченным, когда они прибудут с кадкой.
Он доел остатки рагу, приготовленного Магдой, когда дверь открылась после короткого стука. Баллард натянул капюшон на голову и отступил в темный угол. Все женщины его дома, кроме Циннии, вошли, таща за собой кадку и ведра с водой.
Эмброуз прошел последним с набитым мешком на плече. Он с громким стуком уронил свою ношу у очага.
— Мешок с камнями, — сказал он, держась за поясницу, выпрямляясь. — Не говори, что я никогда ничего тебе не давал.
Потребовались еще полчаса и непрерывные парады ведер с водой, прежде чем они наполнили кадку и нагрели все камни, чтобы вода оставалась теплой.
Эмброуз растопырил пальцы над поверхностью воды и бросил на Балларда предупреждающий взгляд.
— Не привыкай к этому. У меня есть дела поважнее, где нужно использовать магию, чем греть воду для твоей ванны, — с этими словами рябь распространилась по воде расширяющимися кругами. Тепло переливалось через край ванны, обдавая руки Балларда. Колдун наклонил голову и поклонился, прежде чем уйти.
В комнате остались только Магда и Луваен, и первая собрала посуду, чтобы отнести ее вниз. Она шмыгнула носом:
— Что ж, самое время тебе поесть. Если тебе нужна добавка, пошли Луваен вниз, — она последовала за Эмброузом, оставив Балларда на попечение Луваен.
Она провела кончиками пальцев по воде. Пар волнистыми завитками поднимался по поверхности.
— Вода горячая, милорд.
Он отвернулся. Она достаточно насмотрелась на него сегодня: держала его в своих объятиях и целовала. Он отчаянно нуждался в утешении, но не мог игнорировать желание отступить от ее пристального взгляда.
— Мне не нужна твоя помощь.
— Кто говорил что-нибудь о помощи? Ты разделишь её со мной.
Его брови приподнялись, и он повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как она снимает расшнурованный корсаж. Она подмигнула ему, прежде чем сбросить остальную одежду и предстать перед ним обнаженной.
— Твоя очередь, — сказала она.
Он отдал бы свою руку с мечом и то, что осталось от его имущества, чтобы снова различать цвета. Он мог только представлять розовое сияние огня от очага, омывающего ее кожу, или рыжий оттенок ее темных волос, заплетенных в косы. Она была красива — длинноногая, в пятнах оттенка сланца, дыма и железа.
Он ответил на ее спокойный пристальный взгляд: