Умоляй меня (ЛП)

— Сделай это, мой друг. Если мы не сможем снять проклятие, если мы с Гэвином оба обратимся — тогда ты убьешь нас.

-----*****-----

Прошло три дня с тех пор, как поток спал, и хотя к нему вернулась большая часть здравого разума, Баллард потерял способность видеть в цвете. Мир приобрел оттенки серого. Огонь, пляшущий в очаге, выделял тепло, но пламя было не ярче, чем пепел, который он после себя оставлял.

Долгие годы и непрерывные преобразования его тела после каждого потока создали в нем своего рода оцепенелое приятие. Бесцветный мир был сейчас наименьшей из его проблем. Баллард поднял руку, чтобы изучить участок кожи от локтя до запястья. Его когти скользили по выступам и трещинам затвердевшей плоти, напоминающей кору старого сучковатого дуба. У него был такой же выступ на правом боку, идущий вдоль нижних ребер и спускающийся к бедру.

На следующий день после прилива он обнаружил костные наросты, торчащие из его кожи на голове — одна пара торчала над копной волос, как надбровные дуги у молодого оленя. Он громко рассмеялся над этим: Изабо издевалась над своим рогоносцем-мужем из могилы. Он рассмеялся еще громче, когда его пальцы запутались в колтуне, но не из волос, а нитевидных лоз, нежных, как усики горько-сладкого паслена. Он сорвал один и почувствовал сильный укол. Усик, увенчанный листом, обвился вокруг его пальца.

Проклятие изменило его во многих отношениях, но это было что-то новое и необычное. Как и Гэвин, он имел звериную внешность с глазами рептилии, когтями и клыками. В отличие от Гэвина, он носил ещё и метку леса. Кора вместо кожи, виноградные лозы вместо волос, как будто природа предъявила на него права, превратив его в сплав той самой земли, ради которой он пожертвовал своей женой и в конечном счете своим сыном.

Сильный стук в дверь солара прервал его размышления. Он проигнорировал его, как делал уже дюжину раз.

— Баллард, ты бледная немочь! Открой эту чертову дверь!

Он вспомнил время, когда выбил бы дверь, чтобы добраться и убить человека, который посмел назвать его трусом. Теперь он просто поерзал на тюфяке у очага и уставился в потолок, слушая, как Луваен ругает его уже в пятый раз за сегодняшний день.

— Баллард, я знаю, что ты меня слышишь!

Он готов был поспорить, что ее слышала половина деревни. Он никогда не мог похвастаться, что любил застенчивых, замкнутых женщин.

Он переждал еще одну серию ударов по дереву, прежде чем они прекратились. Несмотря на летаргию, внезапная тишина пробудила его любопытство. Он сел и прислушался. Только потрескивание огня дразнило его слух. Он знал ее всего несколько месяцев, но сразу понял, что Луваен Дуенда не сдается легко, когда у нее есть цель. Она упорно стояла у его двери в течение трех дней, сначала умоляя его тихим голосом впустить ее, затем более твердым тоном, который становился все более раздраженным и сердитым, когда он отказывался впустить ее или принять поднос с едой, который она или Магда приносили ему дважды в день.

Баллард скучал по ней. Он видел ее лицо каждый раз, когда закрывал глаза, чтобы заснуть, и его руки болели от желания прижать ее стройное тело к своему. Столь же любящая, сколь и сварливая, она предложила ему помощь, не имеющую себе равных в своей безграничной привязанности к нему. Она была слепа, как крот, к его уродству, но он заметил малейшую тень отвращения в ее взгляде, когда она обнаружила, что он проверяет цепь в камере колодезной комнаты. Даже она не могла игнорировать худшие изменения, и он истекал кровью внутри, несмотря на ее беззаботное подшучивание и неизменную готовность обнять его.

Особый ритм ее походки предупредил его, что она вернулась. Он ждал следующей порции оскорблений, которые она обрушит на него. Вместо этого раздался громкий удар, и дверь завибрировала. Она продолжала сотрясаться, пока Луваен бормотала слова, которые гарантированно заставили бы моряка покраснеть. За первым последовал еще один сильный удар, и он поднялся, направляясь к двери, несмотря на свою решимость игнорировать всех и вся по ту сторону. Еще одно злобное бормотание, и третий удар заставил доски задрожать под ладонью Балларда.

— Что ты делаешь? — голос Эмброуза, полный неодобрения, остановил ее ругань.

— На что это похоже? Я открываю дверь.

Губы Балларда дрогнули от сарказма в ее тоне.

— Отдай мне топор, госпожа.

Его брови взлетели вверх. Он мог представить себе сцену в холле. Временное затишье Луваен было чем угодно, только не отступлением — она пошла за оружием. Если он не придет к ней, то, о боги, она придет к нему. Он покачал головой и позволил себе короткую улыбку. Кровожадная фурия.

Эмброуз повторил свое требование:

— Отдай это мне, Луваен.

— Нет. Поскольку его всемогущество оглох и предпочел голодать, я открою эту дверь, даже если мне придется прорубать себе путь через нее.

— Отдай мне топор прямо сейчас, или у нас с тобой будет еще одна глубокая дискуссия о достоинствах жаб. Ты понимаешь, что я имею в виду?