Умоляй меня (ЛП)

— Просто делаю комплимент твоей прекрасной дочери, Мерсер, — Джименин нахмурился, глядя в зеркало, и Луваен догадалась, что изображение исчезло, оставив его собственное, гораздо менее возвышенное отражение, смотрящее на него. Он засунул зеркало в карман камзола, поближе к сердцу. — Скоро ты снова призовешь ее, — сказал он Луваен. — Я хочу больше, чем это мимолетное мгновение.

Этому не бывать, если бы она могла с этим что-то поделать. Магия это или нет, но зеркало будет уничтожено. Если она не сможет расколоть голову Джименина надвое, как хотела, она сделает все возможное, чтобы зеркало постигла та же участь. Ей в голову пришла еще одна мысль. Без сомнения, если она вызывала образ Циннии с помощью своего зеркала, то Цинния или кто-то другой может вызвать ее в другом зеркале. Если удача будет благосклонна к ней, они скоро увидят ее положение. Эмброуз примет меры, чтобы защитить Циннию. Она напряглась, когда Джименин отвел пистолет от ее отца, чтобы направить его на нее.

— Каково это, госпожа? — насмехался он. — Быть по другую сторону? — прежняя похоть, которая заставляла его глаза блестеть, теперь уступила место неприкрытой ненависти.

Пальцы ее ног прижались к холодному полу: инстинкт отпрыгнуть с линии огня пистолета был силен. Разум возобладал. Он пристрелит ее, если она хотя бы дернется в сторону. Она вздернула подбородок.

— Как мог бы чувствовать себя любой человек, оказавшийся в таком затруднительном положении. Разница в том, что я не обоссалась. А ты?

Выражение лица Джименина застыло при ее насмешливом напоминании о его собственном ужасе и о том, как он сбежал из ее дома, когда она пригрозила застрелить его. Кремневое ружье дрогнуло в его руке. Время остановилось, и каждый ее вдох и выдох отдавался воем в ушах. Пот стекал по ее бокам. Никогда прежде она так глубоко не сожалела о том, что не держала язык за зубами. Она поставила под угрозу свое выживание, а также жизнь Мерсера, обрушив презрение на врага, который явно имел преимущество перед ней. Неохотное извинение повисло на ее губах, горькое, как полынь.

Он не дал ей шанса извиниться. Он опустил пистолет, сократил расстояние между ними и ударил ее кулаком в лицо.

Боль взорвалась в ее голове. Она врезалась в стену, отскочив назад в ливне штукатурки. Его второй удар настиг ее, когда она развернулась, и заставил упасть на колени. Удар ботинком по ребрам уложил ее на пол, где она тут же выплюнула кровь, заполнившую ее рот.

Она подтянула колени к груди, хрипя кровавыми пузырями, пытаясь дышать. Он лишил ее дыхания этим ударом, и ее зрение помутнело. Один сладкий глоток воздуха скользнул по ее горлу в мучительном вздохе, за ним последовал другой, а затем третий. Она больше не думала, что задохнется.

Крики ужаса Мерсера звенели у нее в ушах, но голос Джименина звучал отчетливо:

— Твоя очередь, Мерсер. Скажи мне, где Цинния, и как я могу ее найти, или я переломаю этой суке все ребра до единого и сдеру кожу с ее костей, пока ты будешь смотреть.

Полуслепая и испытывающая тошноту от железного привкуса крови, стекающей по горлу, она изо всех сил пыталась поднять голову и приказать отцу ничего не говорить. Красная волна боли сковала ее, омывая от головы до пульсирующей челюсти. Каждый вдох отдавался в ее ребрах. Она лежала там, слушая, как Джименин угрожал Мерсеру.

Ее слезы обожгли трещину в уголке рта, когда Мерсер сказал прерывающимся голосом:

— Кетах-Тор. Зеркало — это маяк к дому де Ловета.

Луваен икнула сгустком крови. Серая пелена, затуманившая ее зрение, потемнела, пока не остались только чернота и голос Джименина, отдающий приказы. Даже это затихло, и ужасная боль, наконец, утихла.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Луваен проснулась оттого, что зловонная рука зажала ей рот. Она взмахнула кулаком, удивив нападавшего ударом по голове, от которого у нее онемела рука. Он хрюкнул и отпрянул. Луваен вскочила с кровати, брыкаясь и размахивая руками, когда мужчина схватил ее за подол ночной рубашки. Она упала напротив столика, уронив завернутый кинжал на пол. Ее рука сомкнулась на рукояти, и она нанесла последний удар по незваному гостю, прежде чем броситься к двери. Позади нее раздался глухой удар: тело споткнулось о сундук в ногах кровати, последовала череда проклятий.

Ленты лунного света проникали сквозь открытую дверь спальни ее отца, обеспечивая единственное освещение в коридоре. Сердце Луваен, и без того бешено колотившееся в груди, подскочило к горлу.

— О нет, — прошептала она. — Папа, — она бросилась к лестнице, отчаянно хватаясь за кинжал. Завернутый и вложенный в ножны, он был для нее бесполезен.