— Я становлюсь слишком стар для этого, — ощущение щекотки на виске заставило его вытереть собравшиеся там капельки пота. Его рука была вымазана красным. Гэвин был не единственным, кто вышел из этой рукопашной схватки окровавленным.
Гэвин осторожно прижал руку к боку:
— У тебя локоть как молоток. Я думаю, ты сломал мне ребро.
Он не принес ни извинений, ни сочувствия. Сыграть в эту игру было идеей Гэвина. Одна сторона его лица все еще болела от последнего удара, который нанес ему Гэвин.
— Стоило ли это того, чтобы охладить твою кровь?
— На данный момент. Спроси меня ещё раз через пару часов после того, как я сяду за стол рядом с Циннией, ее запах будет у меня в носу, а ее сестра пригрозит вырвать мне сердце, если я посмею прикоснуться к ней пальцем.
Оба мужчины посмотрели в сторону ширмы, отделяющей зал от кухни, когда кто-то прочистил горло. Луваен стояла, наблюдая за ними, подбоченившись. Баллард с трудом поднялся на ноги и покачнулся, чувствуя головокружение. Гэвин, должно быть, ударил его сильнее, чем он думал. Крупные снежинки покрывали заплетенные в косу волосы Луваен, лениво слетая с ее макушки, цепляясь за распущенные пряди и опускаясь на ее лицо. Она поморщилась и прихлопнула несколько, что заплясали у нее на носу и зацепились за ресницы. Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, что это не снежинки, а пуховыми перьями. Магда заставила ее заняться приготовлением их ужина. Она окинула их пристальным взглядом, отмечая их растрепанное состояние, царапины и синяки, кровь и порезы.
— Магда послала меня сказать вам, чтобы, как только вы закончите избивать друг друга до бесчувствия, пожалуйста, покинули зал, дабы остальные из нас, у которых есть кое-какие важные дела, могли украсить его для Модрнихта.
Гэвин вздрогнул от ее язвительного тона. Баллард кивнул и отвесил поклон:
— Он ваш, и вы можете делать с ним все, что пожелаете, госпожа. Мы здесь закончили, — он поклонился во второй раз, когда она, не ответив, развернулась на каблуках и исчезла за ширмой.
Гэвин собрался последовать за ней:
— Лучше спрячь оружие. Она в отвратительном настроении.
Баллард уставился на то место, где она только что стояла. В отличие от Гэвина, он ожидал такого поведения. Сама Луваен предупредила его тремя днями ранее.
— Вы не захотите, чтобы я составляла вам компанию на этой неделе, милорд, — сказала она. — Я превращаюсь из землеройки в гадюку, когда у меня начинается менструация.
Она поразила его откровенной интимностью своего заявления. Баллард прожил с тремя женщинами в одном доме почти четыре столетия, имел представление о том, когда каждая из них страдала от месячных, и мудро старался держаться подальше, когда они случались. Луваен была первой, кто открыто признала это и предостерегла его. И она оправдала это предупреждение. Раздраженная и усталая, она избегала всех, ела в одиночестве на кухне или только с Магдой в компании и отказывалась проводить вечера в соларе перед сном.
Баллард скучал по ее присутствию и сидел в угрюмом молчании перед камином, выпивая слишком много эля и вспоминая каждый эротический момент той единственной ночи, которую он провел в ее постели. Он хотел ее, жаждал ее, и она через секунду снова окажется под ним — будь прокляты плохое настроение и менструации, если она хотя бы намекнет на свою готовность. Она этого не сделала, и он уважал ее желание побыть в одиночестве. Ему придется подождать еще немного, прежде чем она придет к нему в постель во второй раз. Воспоминание о том первом разе было само по себе утешением — ее неожиданный и ошеломляющий дар любви. На краткий, тошнотворный миг он подумал, не пожалела ли она о том, что переспала с ним. Ее признание в физическом дискомфорте прогнало это беспокойство.
По крайней мере, так он говорил себе сейчас, три дня спустя. Он нуждался в игре так же сильно, как и Гэвин. Теперь его желание к Луваен возросло до лихорадки, ведь он узнал ее на ощупь и вкус. Искушение заманить ее в свою комнату, пусть даже только для того, чтобы поспать рядом, тяжело давило на его разум. Он долго спал один в постели — привык к этому, но мысль о ней, свернувшейся калачиком рядом с ним во сне, теплой и мягкой, отказывалась исчезать. И он сделает это предложение сегодня вечером. Она могла бы откусить ему голову за его предложение, но он считал, что возможный исход стоит риска.
Он последовал за Гэвином и вошел в кухню. Джоан и Кларимонда делили рабочую поверхность: одна раскатывала тесто, другая чистила картошку. Два только что ощипанных гуся лежали на другом столе у очага, где Магда стояла и смотрела на дымящийся котел. Она взглянула на него и указала подбородком туда, где Гэвин сидел на скамейке, закрыв глаза от блаженства, пока Цинния обрабатывала его раны.
— Если ты знаешь, что для тебя хорошо, то позволишь этой красотке подлатать тебя. Прямо сейчас другая с таким же успехом воткнула бы в тебя нож и назвала бы это милосердием.