Умоляй меня (ЛП)

Баллард зарычал. Он не думал, что что-то может испортить ее краткое хорошее настроение быстрее, чем возможная угроза драгоценному целомудрию ее сестры. Соблазнительница исчезла — на ее месте воцарилась мегера. Она прошла мимо него, схватила один из разделочных ножей Магды со стола, ближайшего к ней, и направилась к двери во двор.

Баллард выхватил нож у нее из руки, когда она проходила мимо.

— Думаю, что не стоит этого делать.

Она не стала тратить время на борьбу с ним за оружие, только бросила на него взгляд, достаточно горячий, чтобы опалить его брови, и вышла в вихре юбок.

— Ты понимаешь, что там есть, по крайней мере, вилы и три лопаты? — Магда отложила шитье, чтобы занять место у окна.

Баллард налил себе кружку эля из кувшина, который принес из кладовой:

— Пока Гэвин не повернется спиной, с ним все будет в порядке, — он сделал глоток напитка. — Парню лучше перестать бездельничать и жениться на девушке, или я убью его раньше, чем это сделает Луваен. Это становится чертовски утомительным: охранять кувшин без трещин, как будто это драгоценности короны.

Магда фыркнула:

— Я думаю, это лучшее развлечение, которое у нас было за последние годы. Эти двое ускользают в поисках уединения, а твоя любовница летит за ними, словно охота ее увлечение.

Баллард покачал головой:

— Приходи за мной, если Гэвин вернется весь в дырах.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Баллард вошел в свою комнату, с удовольствием отметив, что кто-то развел огонь в очаге. Он окинул свою кровать критическим взглядом. Роскошное ложе, щедро задрапированное тяжелой тканью, сотканной из тисненого шелка, занимало один угол комнаты. Он был его единственным обитателем в течение многих лет. Если бы ему повезло, у него был бы шанс разделить это щедрое пространство сегодня вечером.

В сундуке, стоящем в изножье кровати, лежала его одежда, а также несколько сувениров из жизни, которая теперь казалась далеким воспоминанием: регалии, которые он носил во время своего посвящения в рыцари; шпоры, подаренные ему его благодетелем; и, наконец, подарок, завещанный гордой иностранной королевой, которая теперь давно умерла. Это последнее, завернутое в бархат цвета бронзы, он достал со дна сундука и отнес к очагу, чтобы получше рассмотреть в свете огня. Ритуалы Модрнихта включали в себя воздаяние уважения женщинам в доме, а также богиням, которым поклонялись. Он уже говорил с Эмброузом о создании подарка, которым он мог бы поделиться с обеими сестрами, но у него было кое-что особенное для Луваен, что-то, что он намеревался предложить наедине.

Будь она похожа на Циннию или любую из женщин, которых он знал за свою долгую жизнь, Баллард осыпал бы ее драгоценностями или несколькими аршинами шелка. Но госпожа Дуенда была особенной, и он не мог придумать ничего более подходящего, чем передать ей подарок королевы. Он развернул бархат, обнажив кинжал и деревянные ножны, инкрустированные эмалью и драгоценными камнями. Само оружие было работой мастера, его дизайн отличался от прямых обоюдоострых ножей, которые он обычно носил, но был таким же смертоносным. Кинжал мог разрезать или проткнуть кольчугу, независимо от того, насколько хорошо она была сплетена или заклепана. Его пальцы обхватили рукоять из молочно-зеленого нефрита, выполненную в виде головы ястреба. Он легко расположился у него на ладони — невесомый, уравновешенный, смертоносный.

Некоторые могли бы сказать, что он стал бестолковым — таким же обольщенным, как любой неоперившийся мальчишка, обнюхивающий юбки своей первой женщины. Они были бы неправы в большинстве этих обвинений. Он уже не был мальчиком, а Луваен не была его первой женщиной. Даже до появления проклятия он никогда никого не любил: конечно, не свою жену, чьи губы кривились от отвращения каждый раз, когда он приближался, и никогда незнатных женщин или проституток, которые населяли королевский двор и делились своими благосклонностями. Хотя Луваен… Она поглотила его мысли.

Ты любишь ее?

Он слепо уставился на кинжал, в то время как вопрос резонировал в его голове. Его разум отверг эту идею. Он восхищался ею, был очарован ее свирепым характером и решительным поведением в тот момент, когда Цинния представляла их, и Луваен похвалила фингалы, которыми наградила его. Она сломила бы слабодушного мужчину или соблазнила бы его убить ее при первой же возможности.

Баллард не считал себя слабым человеком: иногда холодным, измученным и искалеченным проклятием Изабо, но не сломленным. Луваен вернула его к жизни, вырвала из сумерек бесконечного ожидания, прерываемого только пытками проклятия, когда поток прибывал во время прилива. Он не знал, что можно обнять молнию, пока не обнял ее, и этот опыт привел его в восторг.

Ты любишь ее?