Умолкнувший оратор

Сам я торчал тут отчасти потому, что не мог оставить без присмотра комнату, но главным образом потому, что никак не мог понять, как я, встречая всех этих людей у двери, сразу не распознал убийцу Фиби. Именно по этой причине я не поставил бы больше пяти центов на умчавшегося стрелой человека, о котором говорил Уинтерхофф. Мне хотелось снова взглянуть на каждого из них. Меня не покидало ощущение – о чем, разумеется, я не говорил Вулфу, – что сразу угадаю убийцу, стоит мне взглянуть ему в лицо. Это явно было новым словом в технике раскрытия преступлений, но именно так я думал. И вот сейчас, сидя на краю постели, я пристально вглядывался в лица, в то время как эксперты с неменьшим вниманием рассматривали руки.

Первая – Нина Бун. Бледная, усталая, нервная.

Второй – Дон О’Нил. Недовольный, нетерпеливый, снедаемый любопытством. Глаза налиты кровью.

Третья – Хэтти Хардинг. Раскисшая и очень беспокойная. Взгляд уже далеко не такой властный, как четыре дня назад, когда я пришел к ней в офис.

Четвертый – Уинтерхофф. Импозантный, крайне обеспокоенный и потный.

Пятый – Эрскин-старший. Напряженный и преисполненный решимости.

Шестой – Элджер Кейтс. Угрюмый, готовый вот-вот разрыдаться. Глаза ввалились.

Седьмая – миссис Бун. Совершенно растерянная, но пытающаяся держать себя в руках. Уставшая больше других.

Восьмой – Соломон Декстер. Опухший, с мешками под глазами. Спокойный, но настроенный весьма решительно.

Девятый – Бреслоу. Губы плотно сжаты от злости, глаза – как у бешеной свиньи. Он единственный, кто смотрел на меня, а не на свою руку под линзой.

Десятый – Эд Эрскин. Саркастичный, скептический, протрезвевший. Безмятежный, как голубь в парке.

Я не услышал от экспертов – как и они от меня – ни одного радостного восклицания, свидетельствовавшего бы о важном открытии. Они тихо перебрасывались с клиентами короткими фразами, инструктировали их, иногда обменивались замечаниями, и на этом всё. Приготовленные заранее коробочки, пинцеты и прочие инструменты остались невостребованными.

– Ну как, есть результат? – спросил я, как только они закончили с последним, Эдом Эрскином.

– О результатах мы доложим инспектору, – ответил эксперт со скошенным подбородком.

– Боже правый! – с завистью воскликнул я. – Как это, наверное, интересно – служить в полицейском управлении и быть в курсе всех секретов! Послушайте, для чего, как вы думаете, Кремер разрешил мне здесь присутствовать? Чтобы сидеть и плевать в потолок?

– Надо полагать, – сказал угрюмый эксперт с нормальным подбородком, – что инспектор проинформирует вас о результатах нашей работы. Филлипс, иди доложи.

Мне уже не сиделось на месте, поэтому, решив на время оставить свою комнату на произвол судьбы, я проследовал за Филлипсом вниз. Если уж мне было неуютно, то можно себе представить, что чувствовал Вулф при виде того, как в доме хозяйничают наводнившие его незнакомцы. Филлипс протрусил в столовую, но Кремера среди присутствующих не оказалось, и я отправился в кабинет. Вулф сидел за столом. В кабинете по-прежнему находились комиссар нью-йоркской полиции, окружной прокурор и два фэбээровца, которые внимательно слушали Кремера. При виде Филлипса он умолк и сердито спросил:

– Ну?

– Инспектор, результаты микроскопического исследования рук оказались отрицательными.

– Ни черта себе! Очередное блестящее достижение. Передайте Стеббинсу, пусть возьмет у всех подозреваемых перчатки и носовые платки и пришлет вам. И дамские сумочки тоже. И пусть не забудет пометить, что кому принадлежит. Постойте! Из карманов пальто… Хотя нет, не так. Пусть он пришлет вам все пальто, шляпы и прочее, а вы тщательно осмотрите вещи, особенно карманы. Только, ради бога, постарайтесь ничего не перепутать.

– Слушаюсь, сэр. – Филлипс вышел из кабинета.

Не видя особого смысла всматриваться в перчатки и носовые платки, я подошел к комиссару полиции и сказал:

– Если не возражаете, это мое кресло.

Он бросил на меня удивленный взгляд, открыл рот, закрыл рот и пересел. А я занял свое законное место. Кремер продолжал говорить:

– Вы можете это сделать, если сумеете выйти сухими из воды. Но закон есть закон. Наша юрисдикция распространяется до границ частных владений, которые занимали покойные, и то лишь при условии, что это является местом преступления, но в противном случае мы можем…

– Нет такого закона! – огрызнулся окружной прокурор.