Иван в огород к забору, так и Нюра тут как тут, тоже в огороде вертится да подол повыше подоткнет. Два новых сарафана себе сшила: в одном работает, другой на веревочке сушится после стирки. Простенькие, а красивые сарафаны сшила, как парень в деревню хаживать стал. Бывало, разговорятся у забора, так дед и не одергивал Ивана: любо-дорого смотреть, как они воркуют. Нюра сама тоже не была городской: из Тамбовской области приехала вслед за мужем непутевым – пил! Ушла она от него, а тут и мать на родине померла, и осталась она одна, не к кому возвращаться ей было. Зимой, пока медсестрой в больнице работала, угол где-то в городе снимала, а как потеплее становилось, так сюда – в деревню. Глядя на нее, дед частенько думал: «Отчего это бабы красивые да работящие одни живут, мужиков-то полно вокруг? Может, оттого, что вера в них вся потеряна, вот и не стремятся снова замужем оказаться и на себя только надеются?»
Бывает, Василий сидит на коньке крыши, подправляет там что-то, а на дороге к деревне видит, Ванька идет. Дед и кричит сверху, ухмыляясь: «Нюр! Твой идет, готовь огурцы». Та вся встрепенется и в дом убежит прихорашиваться да сарафан чистенький надеть.
Однажды она попросила Ивана чем-то в доме помочь. Долго Ивана не было, а вернулся раскрасневшийся весь, глаза так и светятся. «Что ж, дело молодое», – усмехнувшись, подумал старик.
Жить бы и радоваться, так нет же, к концу лета приехало начальство из района, и джип сразу же подкатил к дому Василия. Показали бумаги. Выходило, осенью начнут здесь все сносить и коттеджный поселок строить.
– А тебе, дед, выделяем квартиру в райцентре, – сообщил мордастый мужик, что справа от шофера сидел, видать, самый начальник и есть. Уперся дед, мол, не поеду никуда, да и все:
– Здесь родина моя и погост, где вся родня лежит. Хозяйство опять же. Что я в этой вашей квартире делать буду? Яйца на сковородке жарить да с бабками судачить на скамейке у подъезда? Нет. Хоть режьте – не сдвинусь я с родной земли!
– Давай по-хорошему, дед: дом-то твой деревянный, не ровен час, пожар? – сказал с прищуром мордастый.
Метнулся тогда Василий в избу, выскочил с ружьем наперевес и тихо, но твердо говорит:
– А войду в горящую избу, застрелюсь из ружья своего да и сгорю вместе с избой, вот и расхлебывайте потом. И погост не брошу: некому там, кроме меня, за порядком смотреть.
– Ну-ну, дед, ты уж и разошелся, я ж к тебе по-человечески, а ты во как повернул, – сдержав гонор, сказал мордастый.
Махнул рукой своим помощникам, мол, посоветоваться надо. Долго они за джипом в поле стояли да руками размахивали, мат слышался такой, что дед в своей жизни и не думал, что такой бывает.
Видать, закончили совещаться, подходят к Василию.
– Ты, дед, берданку-то свою опусти, так и до греха недалеко, – сказал главный. – Слушай меня, повторять не буду. Вот план застройки коттеджей, вот твоя деревня, дом твой. Кладбище в застройку не входит. А вот это тоже брошенные деревни, это линия электросети. Вот по линии электричества выбирай любой пустой дом, что понравится, обустроишься и жить будешь, документы оформить помогу. Тут еще по деревням одинокие живут. Собрать бы вас всех в одно место, да и деревушку законную оформить. Походи, попробуй, дед, с людьми договориться. Понимаю, трудно это: у каждого своя родина, и с людьми трудно разговаривать. Машину выделю, но чтобы через месяц ты место освободил. Лето уже заканчивается, так что и урожай свой с огорода собрать успеешь. До кладбища чуть дальше, так новую тропу протопчешь. По рукам, дед?
Помолчал дед, подумал: «А куда деваться-то?» – и со слезой на щеке выдавил из себя:
– По рукам!
– Завтра первая машина придет – не теряй времени, начинай собираться.
– И вас, женщина, чтобы через месяц здесь не было, вы на этой земле незаконно проживаете, – сказал мордастый, повернувшись к Нюре и не обращая внимания на служивого.
Затем посмотрел на Валентина и уже опять нахраписто и грубо, как умеют только начальники, добавил:
– А тебя, господин бомж, чтоб завтра же в деревне не было, все понял?
– Чего же тут не понять, гражданин начальник, – огрызнулся Валентин, демонстративно перекинув папиросу из одного угла рта в другой.
Машина укатила восвояси, а Нюра с Иваном, подождав, когда дед немножко успокоился, подошли к нему, встали рядом и стоят молча.
– Дед, а дед, – робко подергала Нюра за рукав Василия.
– Тебе чего, – спросил тот, уже догадываясь, о чем речь будет.
– Ивану на днях демобилизоваться, ехать ему не к кому, да и меня никто не ждет. Пожениться мы решили. Дед, давай вместе жить: Иван по мужскому делу поможет, я птицу всякую разведу, поросят. Может, и корову заведем, смотри, луга-то вокруг какие. Яйца на своей кухне жарить будем. А? Дед?
Помолчал старик, только с хитрым прищуром на молодых поглядывал, а затем и говорит: