Умом Россию не понять. Рассказы

Часа через три охотник подошел к перевалу. Сидя у костра, он достал сигареты «Памир» с изображением путешественника в походной одежде, с рюкзаком и посохом, стоящего на вершине горы и смотрящего вдаль. Сунул ветку в угли, подождал, чтобы та вспыхнула. Прикурил. Глубоко и с блаженством затянулся табачным дымком. Пробовал Тимофей и другие, в том числе заграничные сигареты и твердо для себя решил, что лучше его любимого Памира ничего нет. Немного терпкие и не то чтобы очень крепкие сигареты зимой, казалось, помогали согреться, а летом, когда припечет солнце и лиственница вместе с мхом издают дурманящий запах самой первозданной природы, дым этих сигарет, пощипывающий глаза, помогает думать о себе и о своем маленьком месте в огромном мире тайги, сопок, перевалов…

Ему вспомнилось, как нанялся он проводником к заезжим туристам, решившим побродить по этим местам. Городские жители, сидя у костра и закуривая, только и щелкали своими зажигалками, а кое-кто, стараясь казаться бывалым путешественником, чиркал спичками. Тимофей наблюдал за ними и в душе подсмеивался: «Невдомек им, что настоящий таежник никогда не будет доставать зажигалку, сидя у костра, и не истратит спичку, а прикурит веточкой или щепкой от горящих дров».

Легкий морозец пощипывал щеки, и редкий пушистый снег создавал настроение покоя и уверенности в завтрашнем дне. В этом году снег лег уже в конце октября. И в начале ноября, когда горные речушки и ручьи схватило льдом и по ним можно было идти с санями за спиной, как по дорогам, значительно облегчающим путь, охотники из их таежного поселка потянулись к своим зимовьям, таща за собой сани с продуктами, лекарствами, куревом, спичками… Каждый из них еще поздней осенью побывал в своей избушке, проверив запасы в зимовье.

Тимофей решил выкурить еще одну сигарету перед подъемом на перевал, ведь там, наверху, передохнуть не удастся: ветер как в трубе продувал небольшую площадку, расположенную между гор, и пронизывал путника насквозь, заставляя того как можно быстрее пройти ровное место и спуститься с перевала. Закурив, охотник вспомнил сегодняшнее утро и расставание с женой Варей.

Еще задолго до рассвета Тимофей проснулся, чтобы отправиться в дальний путь и пройти по твердому насту: солнце припечет днем, снег станет мягким и идти будет трудно, а откладывать задуманное и менять свои планы он не любил. Жена уже была на ногах и суетилась у печки: и щи, и картошка были готовы, и Тима сразу же, не теряя зря времени, поел, оделся во все походное и ненадолго задержался в сенях. Варя обняла его, поцеловались, и, как всегда, по щекам жены потекли слезы.

– Вроде не впервой, – произнес Тимофей низким прокуренным голосом, обнимая жену и ласково гладя ее по волосам; он и сам каждый раз с трудом переносил разлуку.

– Ступай, – тихо сказала Варвара.

Все дальше уходил он от избы и уже чуть виднелся в свете луны, когда жена трижды перекрестила его вслед, повторяя про себя: «Бог тебя хранит!»

Тимофей докурил, затоптал остатки углей и, накинув веревку через голову и плечо, потянул за собой санки. Лес становился все реже и реже, и ему казалось, что лиственницы расступаются перед ним, пропуская к перевалу, и природа медленно пускает его в свое царство, начиная раскрывать перед ним свои таинства, и одновременно поглощает его всего, отрезая за ним его прошлую жизнь. Наконец он достиг границы леса, деревья больше не попадались, и тропа стала круче. Тимофей был еще не старый мужчина не крупного телосложения, но поджарый, жилистый, среднего роста и на редкость выносливый. Про таких говорят двужильный. Лицо его сплошь покрывали морщины от таежных ветров, обдувающих его летом и зимой не один год. Тянуть сани стало тяжелее, но, как всегда на этом подъеме, Тимофей запел одну из своих любимых песен, хотя и женскую: «Виновата ли я?..» Песня придавала ему какой-то лихости, бесшабашности, и все казалось вполне преодолимым и не таким уж тяжелым.

На перевале, как он и ожидал, дул сильный ветер-сквозняк, и приходилось напрягаться, чтобы удержаться на ногах, к тому же мелкий колючий снег щипал лицо. Под ногами снега почти не было: не ложился он на ветру, и тропа угадывалась легко. Сразу стало ясно, какие огрехи допустил он в своей экипировке: левый рукав продувало так, что мерзло плечо. Подтянув веревочку вокруг запястья, охотник торопливо пересек равнинное место и начал спускаться. Только сейчас Тимофей опомнился, что на перевале он шел по слегка подернутым снежком медвежьим следам.

«Шатун!» – не останавливаясь подумал охотник. – Вот подфартило так подфартило!»