Умри, а держись! Штрафбат на Курской дуге

Курсовой пулемет бил без передышки, хаотично поливая пулями широкий сектор слева направо и в обратную сторону. Остальные танки, после подрыва экипажа на мине, замедлили ход, не решаясь двигаться следом за подбитой машиной. Они снова начали перестраиваться, пытаясь выйти к коридорам на левом фланге и по центру, по которым во время предыдущей атаки через траншеи штрафников прорвались один «тигр» и один средний танк.

На левом фланге три машины сгрудились, образовав нечто вроде «очереди». В это скопление и ударил расчет лейтенанта Гамкрелидзе. ЗИС-3 бил по диагонали, целя в переднюю машину. Бронебойный снаряд, ударившись по касательной, срикошетил от левой щеки башни и разорвался возле гусеницы шедшего следом за первым танка. Взрыв накрыл бежавших рядом с машинами пехотинцев, которые пытались с боков обойти отстреливавшихся из рва бойцов группы Потапова.

Первый танк, несмотря на то что бронебойный, выпущенный из ЗИСа, не разорвался, прекратил движение. Расстояние между артиллерийским расчетом и танком было чуть больше полсотни метров, орудие било практически в упор. Вражеский экипаж, скорее всего, получил настолько серьезную динамическую встряску, что на какой-то промежуток времени потерял возможность продолжать участие в бою.

LXII

Движение по флангу застопорилось. Танки, шедшие следом за передней машины, напуганные непредвиденной остановкой ведущего экипажа и взрывом возле самых гусениц второго экипажа, начали один за другим пятиться назад. Для той части автоматчиков, которая следовала в фарватере левофланговых машин, это маневр послужил руководством к действию. В пыли, срывая голосовые связки на крик, гитлеровцы подхватывали своих товарищей, которые пострадали от взрыва срикошетившего снаряда, выпущенного расчетом Гамкрелидзе.

Они отступали в панике, точно боясь, что танкисты отойдут быстрее и бросят их на растерзание русским штрафникам.

По центру, напротив противотанкового рва, обстановка складывалась совсем по-другому. Здесь вражеская пехота, наоборот, стремилась во что бы то ни стало подойти ко рву. Фашисты ожесточенно напирали, пытаясь не только освободить подбитый танк и вызволить заблокированный внутри экипаж – вернее тех из танкистов, кто сумел выжить. Гитлеровцы теперь желали отомстить за такую издевательскую, беспардонную вылазку вражеских штрафников, уничтожить этих наглых русских, оказавшихся там, где их совсем не ожидали – перед самым носом атакующих рядов.

Самоходные артиллерийские установки врага в это время подобрались еще ближе. Метров с шестисот они открыли стрельбу, стремительно усиливая плотность и частоту огня. Воздух наполнился ревом и свистом десятков снарядов, которые обрушивались где-то позади переднего края штрафбатовских позиций. Огонь вражеских самоходок отодвигался в глубь русской обороны, так как самоходчики, видимо, боялись задеть своих же, вступивших в непосредственное боевое соприкосновение с противником.

Коптюк каждые полминуты предпринимал попытки вызвать ротный КНП, попытаться запросить поддержку минометного взвода Лазерко. Но телефонная трубка молчала. Довганюк все не возвращался. Все это время старший лейтенант вслушивался в звуки стрельбы, доносившейся со стороны рва. Они были едва различимы в общем наплыве грохочущих звуков, громовыми гроздьями вбрасывавшихся в небо над полем. Но Федор их слышал: вот одиночный, протяжно-суховатый, точно иголка, прошивает плотное одеяло всей это грохочущей какофонии.

Это «мосинка», только вот чья – Фомина или Гвоздева? А вот затрещало, как охапки пересушенного хвороста… Это немец бьет из своих «шмайссеров». И не слышно уже ничего, и наши не отвечают. Значит, все? Нет, вот опять иголка выскакивает из ватного одеяла. А вот басовые нотки с дискантом: та-та-та… Это ППШ, похоже на ППШ… Или ему уже кажется и на самом деле все с группой Потапова уже кончено?

И проклятая трубка молчит, и связи нет, и нет Довганюка. И десятки орудий самоходок крушат все там, позади, перемалывая позиции артиллерийских расчетов, и Артемова и его бравых артиллеристов не слышно. И, значит, немец, зачистив противотанковый ров, сейчас возьмется за траншеи штрафников. А им перед всей этой армадой танков и автоматчиков без огневой поддержки никак не продержаться.

LXIII

Подбитый группой Потапова танк маячил прямо перед траншеей второго взвода. Курсовой пулемет немецкого танкиста не унимался. Первая волна истерической стрельбы куда попало схлынула. Теперь фашист бил так же, без перерыва, но расчетливо, работая по самому краю штрафбатовских окопов, не давая на мизинец высунуться из-за края окопа.

Пулеметчики, в том числе и Зарайский, ничего не могли поделать с отчаявшимся, закупоренным в стальном гробу гитлеровцем.

– Эх, бутылкой бы его запалить… Или из противотанкового… – в сердцах буркнул вслух Дерюжный.