Умри, а держись! Штрафбат на Курской дуге

Танковые экипажи передней атакующей линии тут же реагируют на плотный огонь из штрафных траншей. Все четыре машины открывают шквальный встречный огонь из курсовых и спаренных пулеметов. Расчет «максима» удостаивается выстрела прямой наводкой танковой пушки крайнего левого танка. Взрыв накрывает левый фланг, и у Коптюка на секунду замирает сердце. Накрыли пулеметчиков?

LIV

Не успела еще осесть и развеяться дымно-пылевая взвесь над окопом, а Зарайский возобновляет стрельбу. Теперь он бьет короткими очередями и по залегшим в поле немецким автоматчикам, и по надвигающимся бронированным чудищам, нащупывает вентиляционные и смотровые щели и прорези в лобовой части башен и корпуса.

Попасть в такую узенькую амбразуру очень сложно, но шанс есть да плюс к тому же нельзя сбрасывать со счетов психологическое давление на немецких танкистов, которые слышат выстукивание по броне чечетки русских пулеметных очередей. Как будто костлявая стучит белой фалангой по башенной броне: тук-тук, есть там кто живой? Сейчас будешь мертвый…

Зарайский успел сменить позицию своей огневой точки в тот момент, когда 75-миллиметровый снаряд немецкого танка практически срыл оборудованную для пулеметной стрельбы ячейку, превратив ее в пологую воронкообразную яму.

На взрыв танкового снаряда в окопе штрафников позиции обороняющихся отвечают залпом всех трех расчетов, действовавших позади взвода Коптюка. Пока штрафники организовывали для подступавших немцев горячий прием в виде пулеметных очередей, артиллеристы выдвинули свои орудия практически вплотную к окопам «переменников», на заранее подготовленные точки.

LV

Артиллеристы закатывают свои пушки в карманы, вырытые с расчетом на прямую наводку. Доведенными до автоматизма действиями, по приказам командиров, производят изготовку к стрельбе. В воздухе без перерыва свистели вражеские пули. Кажется, все пространство от земли до неба заполнилось визжащей и свистящей смертоносной сталью, но края кармана надежно укрывают подносящих от ран.

Каждое из орудий выбрало свою цель – лобовые части машин передней линии. Первым ударил расчет лейтенанта Гамкрелидзе. ЗИС-3 выпустил снаряд по «тигру», шедшему ближе к правому флангу. Снаряд поднял сноп земли впереди танка, обдав его морду землей и всполохом огня и дыма.

Тут же, без секунды промедления, произвела выстрел «сорокапятка». Расчет старшего сержанта Мараховского целил по машине, двигавшейся левее. Огненный всполох вырос с левой стороны в нижней части корпуса. Подкалиберный снаряд пробил защитный щиток, прикрывавший правую гусеницу и, по-видимому, повредил траки.

Танк продвинулся еще на несколько метров вперед, а потом стал забирать резко влево, описывая такую протяженную окружность, что заставил изменить курс машину, идущую следующей в шеренге. Она взяла влево, и в этот момент в заднюю часть корпуса угодил снаряд, выпущенный расчетом лейтенанта Перешивко.

Прогремел взрыв такой силы, что корму танка подбросило почти на метр вверх, и танковый ствол уткнулся дульным тормозом в землю. Машина рухнула на гусеницы, выдавив из-под себя клубы пыли. Тут же всю заднюю часть объяли ярко-красные языки пламени.

Уже через несколько секунд машина запылала. Из всех щелей и откинутого башенного люка поползли клубы жирного черного дыма. Вот на башню выбралась фигурка танкиста, такого же черного, как дым, потом показался еще один член вражеского экипажа.

LVI

Первый, в черном комбинезоне и черной пилотке, скрючившись на краю борта, уже приготовился спрыгнуть на землю, когда его сбила с ног одна из пуль пулеметной очереди. Нелепо кувырнувшись в воздухе, отчего пилотка слетела с белесой головы, танкист свалился на землю, как мешок с углем. Тут же очередь метнулась выше корпуса, свалив на броню второго выбравшегося из башенного люка немца.

В этот момент откинулся люк, располагавшийся в передней части корпуса. Выбравшийся оттуда танкист с ходу открыл огонь из ручного пулемета, выставленного прямо на броню. Выпущенные им пули просвистели высоко над головами Зарайского и второго номера пулеметного расчета «максима», державшего на прицеле не только горящий танк, но и всю линию наступления пехотинцев в промежутке от левого фланга к центру. Прикрывая свое движение пулеметным огнем, танкист выпростался из узкого пространства люка на корпус танка и, перекатившись по нему, свалился на землю, так и не выпустив курсового пулемета из рук.

Пламя к тому времени уже вырывалось из оставшегося открытым башенного люка, а спереди шел черный, как сажа, низко стелющийся дым. Вылезший с пулеметом танкист оказался прижатым огнем «максима» и ручных пулеметов штрафников к гусеницам своего подбитого танка. Он укрывался за ходовой частью машины от очередей, которые перекрестно посылали Зарайский и Артюхов. Пули нещадно хлестали по бронированной стали, высекая целые снопы искр.

Вдруг машина будто тяжело охнула. От этого утробного выдоха ее всю тряхнуло, потом еще и еще раз, и с каждым разом то ли выдох, то ли кашель был все громче, пока, наконец, громыхнуло так, что перекрыло гром и свист артиллерийской канонады.