Умри для меня

О том, что они должны сделать, чтобы помочь тебе.

О том, что Джорджии стоит увезти тебя обратно в Нью-Йорк.

Увидев моё потрясение, Винсент усадил меня на диван и селя рядом со мной.

Его пальца рассеяно перебирали мои, пока он говорил, и эти движения заставляли меня чувствовать более уравновешенно.

— Я поговорил об этом с Гаспаром.

Он знает о нас столько же, а может даже больше, чем Жан-Батист.

О нас, как о ревенентах.

Мне кажется я пришел к решению, с которым мы могли бы жить.

От тебя многого не потребуется.

Почти нормальная жизнь.

Ты можешь выслушать?

Я кивнула, стараясь сдержать зародившуюся надежду.

Я понятия не имела, что он собирается сказать.

— Я прошу у тебя прощения, что многого не рассказывал о себе с самого начала.

я просто не хотел тебя пугать.

я думал, что это воздвигнет преграду между нами.

поэтому я хочу начать с нуля.

— Первое — моя история.

Как я уже говорил, я родился в 1924 году в небольшом городке Бретани.

Наш городок был оккупирован вскоре после того, как вторглись немцы в 1940.

Мы даже не пытались им сопротивляться.

У нас не было оружия и все произошло слишком быстро, чтобы подготовить оборону.

— Я был влюблён в девушку по имени Элен.

Мы выросли вместе, а наши родители были лучшими друзьями.

Прошел год с момента оккупации, когда я попросил её выйти за меня.

Нам было только семнадцать, но возраст казался не так уж важен в непредсказуемости войны, в которой мы жили.

Моя мать просила нас подождать, пока нам не исполнится восемнадцать, мы вняли её просьбе.

— Наш город находился во власти немецкого гарнизона, который находился по близости, и мы должны были обеспечивать их провиантом и другими запасами.

А так же

.

.

другими, неофициальными услугами.

Я могла слышать как гнев набирал силу в голосе Винсента, пока он рассказывал, но я молчала, понимая, как тяжело возвращаться к этим воспоминаниям.

— Я с родителями ужинали в доме Элен в тот вечер, когда двое пьяных немецких офицеров вломились в их дом, требуя вина.

Отец Элен объяснила, что они уже передали все содержимое их винного погреба в армию, и им нечего было предложить.

— Это мы еще посмотрим! — сказал один из них, и вынув оружие, они приказали Элен и её младшей сестренке раздеться.

Их мать с криками бросилась на офицеров, пытаясь протестовать происходящему.

Они застрелили её, а потом повернулись и застрелили мою мать, которая вскочила, чтобы защитить свою подругу.

Моего отца убили следующим.

Отец Элен бросился за дверь к охотничьему ружью, которое там прятал, но прежде, чем он успел прицелиться один из немцев отобрал его и выстрелил отцу Элен в ногу. А другой офицер выпустил несколько пуль в меня, когда я попытался броситься на него.

Они держали нас живыми, истекающими кровь и прикованными наручниками к верям, так, что мы могли только наблюдать.

Они

.

.

напали.

.

.

На Элен и её сестру.

Элен боролась.

Они её тоже застрели.

В голосе Винсента слышен был надлом, но глаза оставались твердыми, как кремень.

— Нас осталось трое, чтобы похоронить убитых.

Я предложил остаться и позаботиться об отце и сестре Элен, но вместо этого, они попросили меня уйти и сражаться с нашими захватчиками.

Я ушел той же ночью, присоединился к Маки.

— Сопротивление, — сказала я.

Он кивнул.

— Сельская ветвь Сопротивления.

Днём мы прятались в лесу, а ночью спускались в немецкие лагеря, воруя оружие, еду и, если была возможность, убивали.

Однажды днём двое из нас были арестована по подозрению в налете на склад с оружием накануне ночью.

Хотя я не участвовал в налете, а друг. Я участвовал только в организации.

У них ничего не было на нас.

Но они были преисполнены решимости, заставить кого-нибудь расплатиться за случившиеся.

У моего друга были жена и ребенок в его родном городе.

У меня же никого не было.

Я сказал им, что это был я и они расстреляли меня на городской площади в назидание остальным жителям.

— О, Винсент! - сказала я в ужасе, и закрыла рот руками.

— Всё нормально, — тихо сказал он, убирая мои руки, решительно глядя мне в глаза.

— Я же сейчас здесь, разве нет?

И он продолжил, — На следующий день эта история была уже в газета, и Жан-Батист, который остановился неподалеку в доме своей семьи, пришел в деревенскую "больницу" где меня выставили на всеобщие обозрение.

Утверждая, что я — член семьи, он забрал моё тело и ухаживал за ним, пока я не очнулся через два дня.

— Как он узнал, что ты стал

.

.

таким как он?

— У Жан-Батист есть "видение" — что-то вроде радара для обнаружения "превратившихся в нежить"

— Он видит ауры.

Он что-то вроде тех ребят, которые читают ауры в американской битве экстрасенсов? — спросила я с сомнением

Винсент рассмеялся.

— Ага, что-то вроде того.

Он однажды пытался мне объяснить.

У аур ревенентов есть свои цвета и яркость.

После их первой смерти ан-Батист может за мили увидеть ревенентов.

Он говорит, что это как прожектор, направленный в небо.

— Вот как он нашел пару лет спустя Амброуза, после того, как весь его американский батальон зверски убит поле битвы Лотарингии.

Жюль погиб в первой мировой войне, близнецы во второй, а Гаспар в середине девятнадцатого века во франко-австрийской войне.

— Гаспар был солдатом?