Умри сегодня и сейчас

Это было произнесено так, что не поверить было нельзя. Бондарь скрипнул зубами. Уж лучше бы ему перегрызли глотку доберманы, чем такая позорная смерть. Умереть от руки злобной бабенки в ночной рубахе? Рядом с остывшим трупом малознакомого старикашки? Надеясь только на чудо, Бондарь уставился в потолок и равнодушно спросил:

– Какой резон меня убивать, если я русский шпион? Доставь меня по назначению, получишь внеочередное звание майора.

– Руководство действительно собиралось схватить тебя, допросить и предать суду, – призналась Ингрид. – Но у меня насчет тебя другие планы. Ты погибнешь при оказании сопротивления.

– О каком сопротивлении ты говоришь? – спросил Бондарь, выразительно звякнув цепью наручников.

– Это официальная причина.

– А неофициальная?

– Ты неоднократно оскорблял меня, подчеркивая превосходство русских над эстонцами, а мужчин – над женщинами.

– Обычный обмен мнениями, – проворчал Бондарь, коря себя за излишнюю откровенность. – Не стоит делать из этого трагедию.

– Я терпела твои издевательства до тех пор, пока ты не вытер руку, которой прикоснулся ко мне, грязной тряпкой. Когда ты демонстративно выбросил ее в окно, я дала себе слово поквитаться с тобой за все. – Ингрид шумно сглотнула накопившуюся слюну. – Уже тогда ты подписал себе смертный приговор. А несколько минут назад ты обрек себя на дополнительные мучения. Не стоило называть меня ощипанной курицей, Женя, ох, не стоило!

– Я назвал тебя всего лишь цаплей, – возразил Бондарь.

Ингрид стремительно шагнула вперед, словно намереваясь задушить его голыми руками. В уголках ее губ собралась белая слюна, напоминающая пену.

– Ты считаешь себя очень умным? Почему же тогда ты угодил в мою ловушку? Тебе конец, неужели ты не понимаешь? То, что не сумели сделать мужчины, выполню я, Ингрид Пылдмяэ!

– Ну и имечко! – расхохотался Бондарь.

Она была на грани нервного припадка, и на этом строился его расчет. Он надеялся окончательно вывести эстонку из себя, хотел заставить ее потерять голову от гнева. Если она просто выстрелит, что ж, чему быть, того не миновать: минутой раньше, минутой позже – это ничего не меняет. Но Ингрид баба, причем явно неуравновешенная. В запале она способна подойти еще ближе, и тогда до нее можно будет дотянуться ногой. Бить придется во всю силу, не церемонясь. Как если бы это была не молодая женщина, а бешеная собака или крыса.

– Твое имечко ничем не лучше, Женя Спицын, – запальчиво парировала Ингрид. – Наверное, на самом деле тебя зовут иначе, но мне плевать. Я ненавижу всех русских, без исключения.

– Тогда откуси себе язык, – предложил Бондарь. – Уж очень здорово ты болтаешь по-русски.

– Это из-за папаши, которого я презираю не меньше, чем любого другого русского мужика. – Пьянь, рвань, дрянь, ничтожество! Все вы такие.

– Так стреляй. Еще одним русским мужиком станет меньше.

– Это было бы слишком скучно, – прошипела Ингрид, грозя пленнику пистолетом. – Не для того я терпела твое общество, чтобы расстаться с тобой так просто. Сначала я рассчитаюсь с тобой за все унижения, которые мне пришлось вытерпеть. Ты будешь подыхать, а я буду смотреть и смеяться… Вот так: ха-ха-ха!

– Напоминает гогот гусыни, – заметил Бондарь.

По исказившемуся лицу эстонки пробежала очередная судорожная волна.

– Храбрись-храбрись! – сказала она. – Скоро ты запоешь по-другому, совсем по-другому!

Повернувшись к пленнику спиной, Ингрид открыла шкаф и достала оттуда небольшую пластмассовую канистру. «Так вот откуда доносился запах бензина», – догадался он, неотрывно следя за ее действиями. Следующим предметом, извлеченным из шкафа, была картонная коробка, доверху набитая какими-то бумагами. Надо полагать, это были черновики покойного профессора.

– Собираешься сжечь эту гадость? – спросил Бондарь. – Похвально. На твоем месте я поступил бы точно так же.

– Оставайся на своем месте, – посоветовала обернувшаяся через плечо Ингрид. – Бумаги я заберу с собой. Тут и без них есть, чему гореть. – Переместившись в другой конец комнаты, она положила на подоконник пистолет, взяла оттуда зажигалку, многозначительно чиркнула колесиком и спросила: – Знаешь, как поступает лиса, попавшая в капкан? Перегрызает себе лапу, чтобы сохранить жизнь. Попробуй, может быть, у тебя получится. Правда, времени у тебя в обрез. Лишь до тех пор, пока я не переоденусь.

Бондарь инстинктивно рванулся к ней, но дикая боль вынудила его опрокинуться обратно. Он попал в капкан, но был не зверем, а всего-навсего человеком…

Человеком, которому было суждено сгореть заживо.

Глава 26 Когтями и зубами