Умри сегодня

– А вот еще одна, совсем другая, серьезная. Это из «Любовницы французского лейтенанта» Джона Фаулза. «Жизнь все же не символ, не одна-единственная загадка и не одна-единственная попытка ее разгадать, она не должна воплощаться в одном конкретном человеческом лице; нельзя, один раз неудачно метнув кости, выбывать из игры; жизнь нужно – из последних сил, с опустошенною душой и без надежды уцелеть в железном сердце города – претерпевать. И снова выходить – в слепой, соленый, темный океан».

Он еще раз глубоко вздохнул.

– Никто из нас не знает, что ему уготовано. Жизнь коротка, а для кого-то – как для Сэнди – слишком коротка. Но я благодарен судьбе за годы, что мы прожили вместе. Я всегда ею гордился. Надеюсь, эта прекрасная, талантливая женщина обрела покой.

Грейс спустился с кафедры. По его лицу катились слезы.

Глава 76

Четверг, 28 апреля

Все эти мертвецы под могильными плитами, которые точит время и разрушает непогода. Эти печальные надгробные надписи. На могиле моего дедушки написано: «Ушел, но остался в памяти».

Чушь собачья! В чьей памяти? Говорят, по-настоящему умираешь, только когда умирает последний знавший тебя человек. Дальше – полное забвение. Некому вспомнить о тебе. Но не все ли равно?

Вот Эйнштейну было не все равно. Гений прямо-таки бесился. Как печально, говорил он другу, что однажды Альберт Эйнштейн, столько сделавший для человечества, пойдет на корм червям, как миллионы людей.

Точно, старина Альберт, полностью с тобой согласен.

И когда тебя пожизненно упекают в тюрьму, перспектива одна – кладбище. Вот что будет, если пустить все на самотек.

Но нет, не дождетесь.

Глава 77

Четверг, 28 апреля

– Мои глубочайшие соболезнования, Рой.

Грейс вздрогнул и обернулся. Пью протягивал ему руку. По козырьку его парадной фуражки с начищенной до блеска серебряной отделкой стекали капли дождя.

– Благодарю, сэр, – сухо ответил Грейс и добавил из вежливости: – Спасибо, что пришли.

Они стояли у могилы. Клио обнимала Бруно за плечи. Мальчик сжимал в руках букет белых лилий.

После неловкой паузы помощник главного констебля выдал:

– Ну что вы, Рой, мы ведь в полиции как одна большая семья. Все друг за друга горой, правда?

Их взгляды встретились. Грейс вспомнил жалобные вопли Пью, когда тот два года назад висел вниз головой над обрывом и умолял спасти его. И Рой спас, хотя это чуть не стоило ему жизни. Он порой жалел, что вытащил тогда Пью.

– Разумеется, сэр.

Помощник главного констебля понизил голос:

– На два слова, Рой. Насчет нашего приятеля, мистера Зуба. Он вряд ли придет в себя, поэтому я отменил круглосуточную охрану. Моя обязанность – следить, чтобы у нас не было лишних расходов.

Снисходительно улыбнувшись, Пью отошел. Вне себя от ярости, Грейс остался стоять у могилы. Он весь промок – от дождя не спасал даже прорезиненный плащ, – но ему было все равно.

Вокруг простирались ряды надгробий. Вдалеке шумело шоссе – Олд-Шорем-роуд. К могиле торопливо, опустив головы, подходили люди, замыкавшие траурную процессию. На почтительном расстоянии он заметил Гленна Брэнсона и Джона Экстона. Гай Батчелор стоял рядом, мрачный и молчаливый, преисполненный уважения к происходящему.

Дерек и Марго Болквилл демонстративно встали в нескольких ярдах от него и с каменными лицами уставились на могилу. Не похоже, чтобы они по-настоящему горевали, подумал Грейс. С самого их появления на похоронах родители Сэнди отводили взгляд при виде бывшего зятя. Окажись их сегодняшняя встреча последней, он бы только обрадовался, но они ясно дали понять, что претендуют на общение с внуком. Бедный Бруно, придется делить его с этими скупердяями!

Грейс был приятно удивлен, увидев среди собравшихся Хейдна Келли, – судебный ортопед специально приехал из Лондона. А еще из Мюнхена прилетел Андреас Томас, адвокат Сэнди, добродушный здоровяк лет сорока с длинными волосами и небритым лицом. На Томасе были серый костюм и кремовая рубашка, все измятые, словно их вытащили из корзины с грязным бельем. Черный галстук болтался, верхняя пуговица рубашки была расстегнута – то ли Томас забыл ее застегнуть, то ли воротник ему жал.