Умри в одиночку

– На ощупь… – ответил Гойтемир достаточно скромно. – Несколько раз ошибался, и приходилось возвращаться.

– На ощупь лучше всего идти на четвереньках. Так надёжнее и падать не так высоко, – заметил полковник, который как раз перед этим споткнулся и ударился скулой о стену. Бетон мягкостью подушки не отличался. Кажется, разодрал кожу до крови. – По крайней мере, есть вероятность того, что голову себе не разобьёшь…

– За мной, направо… – скомандовал Берсанака. – Через десять шагов будет винтовая лестница. Спускаемся до следующего горизонта, там за коридором будет вторая лестница, на нижний горизонт… Там я предупрежу…

И опять начался основательно уже надоевший путь в темноте. Полковник Доусон удивлялся, как не блуждает Берсанака в этих переходах, как помнит, где следует поворачивать, каким образом открыть потайную дверь, сколько шагов до лестницы. Но, если Гойтемир пришёл к ним самостоятельно, значит, и он тоже помнил. Но, если помнят эти двое, должен запомнить и полковник. Конечно, чеченцы изучали переходы не в темноте. Но они не профессиональные разведчики и не имеют такой тренированной памяти, как он. Док даже не задумывался, зачем ему необходимо было запомнить переходы. Это тоже была профессиональная привычка. Берсанака ни разу словом не обмолвился о существовании подземных коммуникаций. Значит, желал сохранить их в тайне. А любая тайна, даже тайна союзника, профессионального разведчика всегда интересует. Его не интересуют переходы, например, от села к селу, что они совершали до этого. Там он даже маршрут не старался запомнить, хотя маршрут автоматически записывал спутник контроля, и полковнику не было надобности дублировать надёжную и точную космическую технику. Но здесь он имел твёрдое желание знать. Кто знает, может быть, придётся и это использовать в своей дальнейшей практике. Неисповедимы пути разведчиков…

* * *

Если путь по прямой от вершины главного холма до выхода из подземелья был около километра, как ещё раньше предупреждал Гайрбеков, то под землёй этот путь лёг, пожалуй, втрое длиннее. Дело осложнилось ещё тем, что на второй винтовой лестнице подвернул ногу и чуть не покатился по ступеням Гойтемир. И после этого начал сильно хромать, хотя слова жалобы от него спутники не услышали. Но звуки шагов, эхом отдающиеся под бетонными сводами, явственно показывали, что с ногой у Гойтемира, кажется, появились проблемы не меньшие, чем у самого полковника Доусона. Это настроения никому не прибавило, но заставило ступать более осторожно. Даже Берсанака пошёл медленнее, понимая, что покалечить конечности в темноте очень просто, несмотря на то что дорогу он, как казалось, видел даже в темноте.

Но, чем путь утомительнее, тем большее удовольствие получаешь, когда он подходит к концу. У полковника Доусона уже нога начала снова кровоточить, потому что шёл он неуверенно и постоянно напрягая мышцы. А Гойтемир хромал всё сильнее и сильнее, как говорил «голос» его шагов. Но вот наконец остановился ведущий Берсанака и с облегчением сообщил:

– Пришли…

– Надо проверить, что там, – сказал Док Доусон.

– Здесь нет окон, – ответил Гойтемир. – Здесь что-то увидишь, только когда дверь откроешь. А дверь под камнем. В камне дверной глазок не поставишь…

– Что у тебя с ногой? – спросил Берсанака холодно и даже с некоторым раздражением, должно быть, не любил работать с инвалидной командой, а сейчас из трёх человек он один остался здоровым.

– Подвернул… Промахнулся в темноте…

– В каком месте болит? – спросил Док.

– В ступне. Каждый шаг с болью… Как будто на иголки наступаю…

– Ахиллово сухожилие?

– Нет… В подъёме…

– Сними башмак, покажи ногу…

– Что ты увидишь?..

– Руки увидят…

Гойтемир послушно прислонился к стене, снял башмак и стал придерживать ногу двумя руками, давая полковнику возможность провести ощупывающий осмотр, не наклоняясь сильно и не приседая, чтобы не потревожить свою рану. Должно быть, полковник Доусон что-то понимал в медицине. Он, чтобы сориентироваться, сначала положил руку Гойтемиру на плечо, потом до ноги добрался, прощупал её жёстко и твёрдо и сразу давил пальцами туда, где боль была наиболее сильной. Но Гойтемир ни звука не издал, хотя, конечно, боль чувствовал.

– Мне трудно сказать точно без рентгена, – сказал, наконец, Док Доусон, – но, похоже, перелом лодыжки. Не самый опасный перелом, но на две недели ты сильно ограничен в передвижении. А лучше бы вообще соорудить какой-то лангет, чтобы нога срослась правильно. А тебе хорошо бы полежать хотя бы несколько дней.

По движению, передавшемуся даже ноге, полковник понял, что Гойтемир повернул голову и опасливо посмотрел в темноту, туда, где стоял Берсанака. Впрочем, относительно опасливости взгляда – это могло Доку Доусону только показаться, в свете его собственных опасений. Гойтемир вполне мог посмотреть, ожидая, что Берсанака предложит ему несколько дней не покидать подземелий. Но Гайрбеков молчал, ожидая решения самого Гойтемира. И тот решение принял:

– Сейчас не время отлёживаться. Я пойду…

– Ну-ну… – сказал Берсанака. – Я открываю дверь. Приготовить оружие…

* * *