Умышленное обаяние

По его губам плывет кораблик, за окном пахнет черемуха, ветер качает ее зеленые листья как лодки. Они на приколе; мне до смерти хочется их сорвать, чтобы забыть аммиачный запах моего страха. Я бросаю взгляд в окно. Глупая, глупая, глупая я! Черемуха уже отцвела! Нет ни страха, ни его запаха! Только ветер качает лодки черемухи, сколоченные из светло-зеленых тонких досок. Его губы натягивают латинский парус, я отвечаю им – ничего не боюсь!

Мы сидим на полу, головы одна к другой на моей кровати. И долго-долго глядим глаза в глаза. В его радужке чистая, прозрачная голубая вода кружит морем вокруг воронки зрачка. Я даже вижу белые барашки. Они набегают на меня пенной волной так неожиданно, что я вздрагиваю и закрываю веки. Лучше закрыть, чтобы не потонуть, мои лодки не на приколе.

– Чему смеешься? – спрашивает он.

– Время остановилось, – улыбаюсь я.

– В моих глазах? – удивляется он.

– Да! – смеюсь я. Я об этом читала, теперь поняла. Но счастье не остановишь. Так грустно… Так грустно! А я отчего-то смеюсь.

– Это прекрасно? – Он смеется со мной.

Я наклоняю голову, чтобы смотреть, его зрачки обжигают костром красных тюльпанов, я рефлекторно зажмуриваю веки. Зачем я так хочу уцелеть? Его губы на моих зажмуренных веках, на кончиках моих пальцев, на моих голых ключицах. Они ищут меня, и мне так морозно от их жаркой горечи, что я снова в поту. Его глаза ищут мои, я отворачиваюсь, чтобы не отравиться. Миндаль так горек, в нем яд. Мои ладони в его руках, они давно обожжены его папиллярными линиями. Я подношу свои ладони к глазам – так и есть, на них длинной дорожкой бежит чья-то жизнь, короткой – судьба. Я гляжу на его ладони – на них все наоборот, а линии любви нет, как я ни искала. Так горько, что хочется плакать.

– Ну, что ты? – тихо говорит он.

Я хочу ответить и не могу. Он кладет мою голову себе на грудь. Я слушаю его сердце, по моей коже маршируют мурашки под его барабанную дробь. Или мою. Не знаю.

Он распускает мне волосы и чему-то смеется. Я поднимаю глаза, но не решаюсь спросить.

– У нее солярные цветы, – говорит он. – В твоих глазах солнце, я вижу их там. Полным-полно!

«Кого?» – хочется спросить мне, но я улыбаюсь и молчу.

– На чужом, темно-зеленом фоне ее узкие листья кажутся серебристым кружевом. – Его глаза гладят мне пальцы, на них лежит свет от окна. – У нее свечки бутонов в футляре из замши.

«Чьи? – хочется спросить мне. – Или мне хочется… смеяться?» Я вздыхаю: глупая я.

– А аромат… – мечтательно говорит он. – Пряный, медвяный, степной.

В его руках мои распущенные волосы, он поднес их к лицу. Я ежусь, я вижу, как он вдыхает запах моих волос. Так странно…

– У джиды желтые ягоды. Из ее полосатых косточек дети делают бусы.

Я представила маленькую босоногую девочку с сорока косичками под тюбетейкой и детские, самодельные бусы на тонкой шее. Она недвижно стоит на дороге по щиколотку в пыли и смотрит сквозь нас, приложив узкую ладонь к глазам. Я не вижу ее глаз, но знаю, что они ждут.

– Какой у них вкус?

– Сладкий, вяжущий, – он закрывает глаза.

– Всё?

– Всё, – улыбается он.

Не всё… Я смежила веки. Земля тянется вверх небольшими холмами, над серебристыми облаками джиды плывет густой, медвяный аромат солярных цветов, которых я никогда не видела. Так красиво…

– Поедешь? – повторяет он.

– Уже! – тихо смеюсь я.

Он целует, едва касаясь губ, передавая нежность. Так странно… Я не привыкла. Я перевожу взгляд на тюльпаны, они рядом. Их холодные языки лижут кожу огнем. Огонь и нежность. Он такой?

– Что тебе во мне? – спрашивает он.

– Я удивилась… – Вижу черные, редкие волоски на его руках и краснею. Мне не хочется продолжать. Это мое, личное. Зачем ему?

– Все начинается с удивления, – улыбается он.

«И любовь? – хочется спросить мне. Но вместо этого говорю: – А во мне?» – и отчего-то снова краснею.

– Кофе! – смеется он.

Мы сидим на полу, головы одна к другой, на моей кровати. За окном ветер, качая, золотит листья черемухи. Они молчат – ветер уходит, они что-то шепчут – ветер приходит. Он теребит зеленые листья, они краснеют закатом. Так долго тянется их разговор, что хочется подстегнуть. Чего они ждут?

Я поворачиваю голову.

– Чего мы ждем? – спрашивают его глаза.

– Не знаю, – отвечают мои.

Я хочу, но никак не решусь сказать. Может, рано? Или не успею? Я отворачиваюсь. Все равно то, что будет, – уйдет…

– Я приду, – произнес он, уходя.

– Хорошо, – ответили за меня мои губы.

Я до смерти не хочу, чтобы он уходил! Но я не решаюсь сказать. За это он меня не прощает?

Его уже нет, я смотрю в глаза черно-белой женщины, чье лицо сложено из зыбких белых цветов. Она упустила, не я!

Так жаль… Так жаль, что хочется бежать. Кричать! Уходи, но останься!

– Не бойся, – теребит меня ветер.

– Я не боюсь, – шепчут за меня мои губы.

Ветер приносит запах. Пряный, медвяный, степной. Я улыбаюсь. Глупая, глупая, глупая я! Смеюсь и вдруг осекаюсь. Это запах моих волос! Я осталась одна…

Марат

– Когда изволишь вернуться? – Высокий голос всасывает воздух, ставя знак препинания придыханием.