Унесенные блогосферой

Правда, пока на этом фронте у тетки было без перемен: один человеческий мусор, с моей точки зрения. Кажется, она придерживалась того же мнения, если не считать какого-то испанца, с которым она увлеченно перекидывалась СМС, потому что ее до слез смешило, как он в своих страстных посланиях путает буквы «б» и «в». Обычная, кстати, для испаноязычных история, и потому детский восторг профессионального филолога по этому поводу был мне не очень понятен. Как результат, к испанцу я относился более серьезно, чем к остальным, но и ему Вика однажды написала, что ответит «маньяна», и это вечное испанское завтра не наступило никогда.

«Замуж выходят от скуки», – как-то бросила Виктория в разговоре с девочками Миллер, которые горячо поддержали ее. Любой на месте Юли Волобуевой или, не дай бог, Нади Колобковой подался бы в феминизм, но Вика, скорее всего, говорила это искренне.

Когда мне было пять, а тетке семнадцать, бабушка втайне от родственников и особенно от соседей ездила с результатами Викиных психологических тестов к профессору в Москву, который раз и навсегда запретил вмешиваться и уж тем более лечить. Что это был за удивительный диагноз, который нельзя было ни лечить, ни произносить вслух, я не знаю до сих пор. Бабушку же как раз тревожил тот факт, что всем нормальным людям иногда бывает скучно, особенно в одиночестве, а Вике не было скучно никогда. Моя мама вспоминала, что Вика могла часами сидеть по-турецки, когда ее наказывали и ставили в угол. Она смотрела в себя каким-то оборотным темным взглядом, напрочь забывая о существовании и преступления и покаяния, до тех пор, пока не затекали суставы. Бабушка говорила, что боялась за нее. Думаю, дело было в другом – мать боялась собственной дочери, потому что не понимала, что такое с ней происходит в этом потустороннем, оборотном мире, куда не было входа даже самым близким.

Даже в нашей небольшой семье Вика – добровольный изгой. Я единственный, кто по-настоящему сумел найти с ней общий язык. Думаю, это потому, что я младший, а удел младших – подстраиваться. Однако слово «брак» в сочетании со словом «Вика» все чаще воспринималось в значении «дефект, неудача», а не как «союз двух любящих сердец».

Если честно, то как только я увидел Бориса на опросах возможных свидетелей, я почему-то сразу подумал, что это лучший из возможных вариантов. Причем он мог бы быть необыкновенно полезным в карьерном плане, причем не одной только Вике. Как назло, именно с Борисом Виктория вела себя просто из рук вон отвратительно.

«Выставка!» – спохватился я, вспомнив, что парни в группе уже просмотрели, наверное, треть драгоценного ролика и обсуждение грозит просвистеть мимо меня.

– Давай разберись сама с Борисом, не маленькая, – бросил я и метнулся к себе.

Я подключился, когда показывали пробный вариант ноутбука, похожего на полиэтиленовый файл, но, в отличие от файла, на нем даже не оставалось залома при сгибании.

«Перепутали рубрику. Этот ноут должен быть в обзоре на МАКСе», – написал я. – «Сразу после того самолета на воздушной подушке».

«???» – ответил Альберт.

«Потому что у этого прозрачного ноута цена должна быть как у истребителя», – пояснил я.

«Если наладить массовое производство, а потом продать Америку Китаю, то хватит на первый взнос», – появилось сообщение от Пашки, единственного из нас, кто ушел в армию. Он писал с телефона, но даже это удавалось ему не часто, поэтому все, кто был онлайн, радостно лайкнули.

– Факс прими, пожалуйста, – услышал я прямо у себя над ухом.

– А самой слабо? – неохотно отрываясь от виртуальной встречи с Пашкой, спросил я.

В ответ тетка показала мне руки с только что налакированными ногтями. Вот она – готовность уйти от ответа любой ценой: в любой непонятной ситуации крась ногти. Вика умильно улыбнулась, нежно подталкивая меня к компьютеру.

Я мысленно выругался. Факс истошно верещал. Пришлось нажать кнопку, и в комнату полезли протоколы опроса ближайших родственников Романихиных. Параллельно орал телефон, который Виктория не брала.

Через минуту на экране Викиного компьютера завибрировал звонок. На аватарке снова был Борис. Я подключился и буквально усадил ее за компьютер.

– Ты чего телефон не берешь? – улыбался гладковыбритый, гладковыглаженный следователь, являя миру зачесанный на бок белокурый чуб и совершенно дурацкую голливудскую улыбку.

Увидев его в таком виде, Вика несколько секунд неловко молчала, как будто соображая, кто перед ней и наконец хлопнула ресницами и извиняющимся тоном пробормотала:

– Звонил? Прости, не слышала. Телефон на кухне бросила.

– Сейчас приеду, – радостно бухнул следователь, разбрызгивая по комнате звуковые помехи.

– Слушай, мне через полчаса надо убегать, – огорошила его тетка. – Давай по скайпу, а я потом посмотрю.

– Ну я тебя подвезу, куда надо, – настаивал Борис.

– Я на машине.

– А, да, забыл, ты же суперледи! – Борис глупо хихикнул и кивнул уже не так радостно, соглашаясь на сеанс связи по скайпу. – Ты представляешь, какая необычная семейка эти Романихины? – заговорил он.