Унесенные блогосферой

– Как до возвращения?

– По закону! – рубил Борис. – Два дня Виктория еще в Москве будет, два дня ты в СИЗО проведешь.

– Если я напишу, как все было, вы отпустите? – после минутного молчания тихо спросил Сандалетин.

– Отпустим, когда опустим.

– Что?

– Я говорю «отпустим, отпустим», – без тени улыбки в голосе отвечал Борис. Вот уж кто действительно был прирожденным актером.

Я вошел в комнату, когда Сандалетин вслух зачитывал свое объяснение:

– Я, Сандалетин Кирилл Михайлович, тысяча девятьсот семьдесят девятого года рождения, проживающий по адресу Проспект мира, дом пятнадцать, квартира тридцать, двадцатого февраля этого года находился в квартире гражданки Виктории Александровны Берсеньевой, по адресу: улица Пекарей дом двадцать два, квартира десять, предполагая, что был приглашен хозяйкой квартиры. Ключ от квартиры обнаружил под ковриком, потому что Берсеньева указала мне на его местонахождение в смс-сообщении. Написано собственноручно. Дата сегодняшняя.

Кудрявая подпись доцента, потерявшая добрую половину своих завитушек, поникшая и облезлая, по-моему, смотрелась на объяснительной куда эффектнее, чем в моей зачетке или в ведомости напротив моей фамилии и оценки неудовлетворительно. Борис спрятал бумагу в портфель и проговорил, склонившись к самому лицу задержанного:

– А теперь слушай сюда, господин ученый. До сегодняшнего дня по этому делу даже подозреваемых не было. Там в деле по убийству записочка одна фигурирует, теперь у меня твой образец почерка есть. Так что ты теперь в очереди будешь первый. Одно неверное движение – и ты в СИЗО. По материалам ты пошарился конкретно. Твоя версия о приглашении с непонятного номера от женщины, которая тебя бортанула, да еще и находится в Москве, развеселит не только судью, но даже твоего адвоката.

– Бортанула? – прошептал Сандалетин. – Это она так говорит?

Преподаватель распрямился, судя по всему, забыв даже о своем страхе.

– А что не так? – нахмурился Борис.

– Нет, не так, но это не важно, – приосанился Сандалетин. – Я не имею привычки обсуждать своих бывших женщин.

Я удивлялся сдержанности Бориса. Будь на его месте я, непременно съездил бы мерзавцу по уху, но следователь отомстил ему иначе:

– А женщин с тобой никто обсуждать и не собирается. Тут незаконное проникновение и подозрение в причастности к убийству. Все понял? Ну, пошел!

На этих словах Сандалетин стремительно подорвался со стула, но тяжелая рука вновь усадила его на место.

– Да, кстати, что ты там про армию-то ребятенку по-дружески обещал? – сощурившись спросил Борис, но нарушитель в ответ лишь таращился в пол.

– Саша, дай преподавателю зачетку, – попросил Борис. – Я правильно понимаю, что с ведомостью тоже проблем не будет?

– Не будет, – процедил Сандалетин, расписался и, метнув в меня ядерный взгляд, выскочил из квартиры.

Глава 20 Не все йогурты одинаково полезны

«Учитель, укрой меня своей шинелью»

(М.А. Булгаков – Н.В. Гоголю) 

Рассказ подействовал на Вику не так, как я ожидал: сначала она слушала молча, подавшись вперед, и только время от времени переводила взгляд от моего лица, как будто примеряя меня и все мною сказанное к окружающему пространству. Однако под конец рассказа, она уже вовсе на меня не смотрела, откинулась на подушку и закрыла глаза.

– Ну вы даете! – без тени улыбки проговорила тетка, когда я закончил.

– Что опять не так?

– Да вообще-то все не так! – мрачно усмехнулась Вика. – Где запись с камеры, которую вы с Миллер установили за перегородкой? Это ведь камера Миллер, я правильно понимаю?

– Камера Ады Львовны, – подтвердил я. – Но запись не сохранилась.

– Почему?

– Ее Борис уничтожил, сказал, что такой блокбастер УСБшники могут не правильно понять.

– О-о-о, ну, хоть у кого-то голова еще немного работает, – невесело улыбнулась тетка. – Как, кстати, Миллер отреагировала на пустую камеру?

– Ну, вообще-то она расстроилась. Мы договаривались, что делаем все без третьих лиц…

– Еще бы! – хохотнула Вика. – Значит, Миллер все-таки осталась с носом.

– Она переживает, что теперь Сандалетин совсем разъяриться.

– И то-то, братец, будешь с носом, когда без носа будешь ты, – пропела Вика на какой-то опереточный мотив Пушкина. – Мозги включите, мистер Спилберг! Сандалетин, конечно, разъяриться, но как попрешь против собственной объяснительной о незаконном проникновении? А вот Миллер от этой истории оттеснили.

– Она хотела тебе помочь, – покачал головой я.

– Это шантаж! – воскликнула Вика, как те многочисленные чайки в пьесах по Чехову.

– При чем тут шантаж? – тоже крикнул я, потому что эмоции остались тем единственным пулеметом, который я, мирный человек, мог выставить против этой непонятной для меня мишени: Викиной логики. – Тебе не приходило в голову, что Сандалетин ей тоже мешает?

– Нет, не приходило, – тетка покачала головой и посмотрела так, будто я забыл, сколько будет дважды два.

– А вот она говорит…

– Она много чего говорит. Но Сандалетин тут не при чем.

– А кто при чем? Ты?

– Ну я.

– Зачем ты ей? Вы ведь давно не работаете вместе.