– Даже представлять не берусь, что Миллер могла бы сделать с этой записью из моей квартиры, попади она ей в руки, – усмехнулась тетка.
– Что, например?
– Не знаю, но мужчина в женском платье – это всегда пикантно. Зачем-то же она взялась записать это видео. А ты, конечно, полный идиот.
Глава 21
Немного о козлах
– Вообще-то, к началу работы я уже была знакома с этой парой, – говорила Вика за стеной неизвестно кому.
Эффект дежавю, только слова ее собеседника сегодня отливали не серо-синим, а ярко звенели серебряным блеском.
– Знакомы? – усомнился собеседник, прорезая мой утренний сон густым и вместе с тем жестким баритоном.
– Да, я читала о них.
– И кто же о них писал?
– Один местный ученый-психолог.
– Психолог? О Валерке со Светкой? – изумился голос.
– Да, фамилия ученого Милашевский.
Как и в день, когда началась вся эта безумная история, я снова лежал за перегородкой, поневоле подслушивал и пытался сообразить, какого черта у нас с утра пораньше делает Вадим Романихин. Правда, теперь я не был столь доверчив и расслаблен как раньше и держал свои штаны при себе. Одевшись, я выполз из-за перегородки и, буркнув «здрасьте», перекочевал в ванную, но постарался вернуться побыстрее. Виктория как раз рассказывала Вадиму концепцию Милашевского об усеченном материнском инстинкте, с которой я тоже недавно познакомился благодаря Аде Львовне.
– И был там один мальчик с обожженными ножками, который очень и очень похож на несчастного ребенка Валерия и Светланы…
– Милашевский не мог написать о ребенке Валерия и Светланы, потому что писатель умер три года назад. Значит, мальчик с обожженными ножками был написан раньше, а ребенку Валеры и Светы Романихиных сейчас около двух лет, – не выдержал я.
– Да, такой истории в нашей семье, слава богу, не было, – подтвердил Вадим.
– Ну хорошо, конкретно этой не было, но вы ведь меня поняли, не занудствуйте! – прищурившись проговорила Вика.
– Нет не понял. Это другие люди, – холодно отрезал вампир.
– Вывеска другая, а суть та же, – бесцеремонно обобщила Виктория. – Расскажите, что именно сделали Валерий и Светлана с ребенком?
– Откуда вы знаете, что они что-то с ним сделали? – удивился гость.
– Так сделали? – настаивала Виктория.
– Да.
– И что?
– Ну, это было не настолько вопиюще.
– Расскажите, – попросила Вика, вытаскивая сигарету, в голосе ее читалось удовлетворение.
Наш утренний гость проследил за ее рукой наклонился, но вместо того, чтобы подать, как она ожидала, зажигалку со стола, прочитал по памяти:
– «Красавице, которая нюхала табак», – усмехнулась Вика. – Пушкина любите?
– Пушкина люблю, а сигаретный дым, простите, нет. И вам совершенно не идет. У вас ведь нет физиологической зависимости…
– Откуда вам знать? – Вика скривилась презрительно, но сигарету все-таки вернула в пачку.
– Цвет кожи, состояние ногтей, зубов, волос, все говорит о том, что вы курите, когда увлечены чем-то. Вам кажется, что сигарета помогает думать… Но это совсем не так, уверяю вас, я сам недавно бросил.
Она посмотрела на Вадима как большой тропический богомол смотрит на жертву перед решающим ударом.
– Я только хотел сказать, что очень уважаю литературу, – поспешил перевести тему Вадим. – Но в данном случае, не понимаю, какое отношение рассказ Милашевсткого имеет к жизни моей семьи?
– Знаете, это дело мне давно было пора бросить, – вместо ответа неожиданно призналась Виктория. – Я не нашла того, что мне было поручено найти: ни агрессии, ни подозрительных писем, ни угроз со стороны кого-то из адресатов, но я нашла кое-что другое. То, чего в экспертизу не вставишь. Кое-что на грани смысла, понимаете? И это кое-что напрямую связано с той историей про мальчика с обожженными ножками, и с теорией Милешевского вообще.
Вампир поднял со стола ручку и бесцельно покрутил ее между пальцами. Всем своим видом он демонстрировал, что его уши уже давно висят на гвозде внимания, однако Виктория молчала.
– Надеюсь, вы понимаете, что в этом расследовании я занимаю некое промежуточное положение, – наконец проговорила она. – Я не следователь. Эксперт отвечает только за свой небольшой участок работы. Я отвечаю за текст… Но коль уж специализация моя такая узкая, и все мое время сосредоточено только на словах, то и текст открывает мне немного больше, чем всем остальным. Ведь в каком-то смысле человек – это и есть текст. Понимаете меня?
– Пока не совсем, – хмуро бросил вампир.
– Мы сейчас нарушаем процедуру моей работы, это-то вы понимаете?
– Почему?