Унесенные магией

— Надави! – кричит кто-то сзади и меня толкает в спину качнувшаяся стена тел.

Шаг… Задние ряды напирают сильнее… Шаг… Походя, пытаюсь добить так и оставшегося стоять на коленях коротышку, которому раздробил плечо, но нога скользнула на чем-то и удал вышел вскользь. Вместо того, чтобы расколоть ему череп, как раньше, получился лишь жалким «Дзэнь». Но чтоб окончательно свалить его на землю, хватило и этого. Шаг… Кто-то бросается на меня и, наткнувшись на выскользнувшее из-за моей спины копье, повисает на нем. Шаг… Принимаю удар топора на щит, одновременно бью сверху вниз булавой по голове врага, атакующего идущего справа от меня Баина. Щаг… Лезвие топора пробивает щит насквозь – всего в паре пальцев от моей руки. Дернув щитом, вырываю застрявший в нем топор из рук врага и бью в ответ булавой… Шаг…

* * *

Не знаю как, но я выжил. Снова начинает темнеть, хотя, судя по узкой полоске неба над головой, сейчас или поздний день, или ранний вечер. Я сижу на камне, среди павших и выживших в этом бою. Рядом чуть похрапывает Баин – непонятно как он вообще может спать после всего произошедшего. С другой стороны от меня что-то жует вернувшийся из лазарета Молин. Остатки нашего десятка – всего семеро, считая нас – сидят молча тесной кучкой. На разговоры нет ни сил, ни желания. Да и что говорить?.. Вспоминать сегодняшний день будем потом, когда пройдут дни, недели, месяцы, годы… Если выживем, конечно. А пока – достаточно того, что выжили сегодня. Я оторвал взгляд от заляпанных кровью камней под ногами и посмотрел влево – дежурный десяток, точнее – сборная солянка из разных десятков, понесших самые большие потери и спешно смешанных капитаном в один – продолжает перегораживать ущелье. Стоят так уже звона два, не меньше. И столько же длиться затишье.

Мы продвинулись по ущелью почти на сотню шагов. В буквальном смысле – по трупам. И по своим, и по чужим. Каждый шаг из этой сотни был орошен кровью. Я помню все очень смутно, отрывками. Вот тот коротышка, который хотел проткнуть меня, но убил стоящего за моей спиной… Вот чья-то голова взрывается, когда я со всей дури опускаю на нее свою булаву… Вот я еле успеваю отклониться и вражеское лезвие просвистело в пальце от моего носа… Кто того придурка прикончил? Я или Баин? А вот откуда-то спереди звучит странный протяжный рев, похожий на звук огромного рога, и, только что остервенело бившиеся о стену наших щитов, враги вдруг отступают… Мы тогда еще поднажали и, поражая спины врагов, пробежали еще сотню шагов. До того места, где ущелье делает новый поворот. Только выскочили за него – и откатились обратно, потому что нас тут же осыпал град камней из тех пращ, о которых рассказывала мне Нарив.

Нарив… Она тоже с нами. Выжила все-таки, несмотря на о, что ни щита, ни доспехов у нее не было. Она, по–моему, даже не сменялась ни разу за этот бой. Все время – где-то впереди. После того, как наступила передышка, я заметил, что большинство наемников – грубых, здоровенных мужиков, привычных и к бою и к смерти – стараются держаться от нее подальше. Нечто подобное было еще тогда, когда она голыми руками убила того эльфа. Но потом все как-то забылось и люди к ней привыкли. До сегодняшнего дня… Розгоряченные боем, покрытые потом и кровью, вооруженные мужики просто вжались в стены, когда Нарив проходила назад, через первую линию. Честно говоря, при виде ее меня и самого передернуло, когда я ее увидел. Прекрасное обнаженное тело – моя рубаха, которая была надета на ней, не пережила этот бой – было покрыто кровью настолько, что найти на нем чистое пятнышко… В руках – так же покрытые кровью изогнутые клинки… В общем, если бы Роас был женщиной, то я бы упал перед ней на колени, приняв ее за Бога войны. Или, если уж на то пошло, – за какого-то жуткого демона, если не за саму Смерть. Не обращая внимания на ошеломленные взгляды, полные суеверного страха, она просто прошла мимо и даже Ламил ничего не сказал, глядя вслед ей. Готов поклясться, что и в его глазах тоже был страх. Ну, а Нарив, молча, подобрала с какого-то трупа первую попавшуюся тряпку, долго, не обращая внимания ни на что вокруг, оттирала кровь со своих мечей, а потом уже, отыскав небольшую струйку воды, стекавшую по стене ущелья, принялась смывать кровь уже со своего тела. И ни одной – это ведь все происходило прямо на глазах сотен повидавших многое солдафонов! – соленой шутки в ее сторону…

— Вытри! – Нарив подошла и бросила мне окровавленную тряпку и, увидев мой недоуменный взгляд, указала на булаву. – Оружие вытри. Была бы я твоим десятником…

Я поднял тряпку и, посмотрев на напрягшихся товарищей, принялся счищать ржавые сгустки и оружия.

— Кстати, о десятнике. – подал голос Молин. – Что-то давненько его не видно.

— Вон, там он. – Навин махнул рукой куда-то назад. – Капитан приказал осмотреть поле боя, подобрать раненых…

— А нас чего не припахал тогда? – удивился Молин.

— А тебе хочется? – притворно удивился Баин и, полюбовавшись гримасой, исказившей лицо друга, добавил. – Сиди уж, пока дают.